Луи Буссенар - Адское ущелье
— Но ведь и он пришлый человек!
— Будьте уверены, у него давно американское гражданство! Терпение! Подождите хотя бы два дня. Я собираюсь еще раз навестить этот проклятый город. Нужно только обновить раскраску, которая несколько вытерлась после моего возвращения.
С этими словами ковбой достал из сумки принадлежности, необходимые для туалета краснокожего щеголя, и принялся за работу.
Закончив, он вышел из Лок-хауса, чтобы друзья могли на расстоянии оценить плоды его искусства, и вдруг вскрикнул от неожиданности.
— Что все это значит?
— Что такое? Что случилось?
— К нам гости, и вдобавок вооруженные! Я не люблю подобных штучек… Не высовывайтесь, встаньте у щелей!
Между бревнами оставались большие зазоры, куда вполне можно было вставить дуло карабина. Двор хорошо просматривался.
Человек пятьдесят, а то и больше, окружали дом, рассредоточившись широким полукругом.
— Кажется, нас собираются атаковать, — заметил Жан.
— Похоже на то! — откликнулся Боб из-за двери. — У нас четыре восьмизарядных винчестера, итого: тридцать два выстрела. Мы — неплохие стрелки. Многие из них останутся лежать здесь, на траве.
— Вы забыли о револьверах… двадцать четыре выстрела. Тридцать два и двадцать четыре… всего пятьдесят шесть.
— Вы считаете превосходно, друг мой, однако револьвер… Э! Что они там кричат?
Издалека донеслись воинственные вопли:
— Смерть им! Смерть Бобу! Смерть метисам!
— И эти люди считают себя цивилизованными! — Боб презрительно пожал плечами. — Однако они называют мое имя, черт побери! Значит, меня узнали… плакал мой маскарадный костюм!
— Смерть им! Смерть!
— У них довольно однообразные шутки, — невозмутимо произнес ковбой.
— А что, если мы откроем огонь? — воскликнул Франсуа, судорожно сжимая карабин.
— Терпение! Мы в укрытии, а они нет.
— Но они уже в двухстах метрах!
— Именно поэтому я могу разглядеть их. Да здесь все отребье Гелл-Гэпа! Остин Райен, кузнец… Стивен… Ник… Гарри Филд… Дик Фергюстон… золотодобытчики… все шлаки[79] с приисков… И ковбои… ну не позор ли это для нашей корпорации! Мой товарищ Дик… Лоуренс, тоже мой приятель… и Питер! И Мэт! Напились как свиньи! Ну и ну! Неужели придется перебить их всех?
— Ладно, Боб, — прервал его Франсуа, — хватит болтать! Они подходят все ближе.
— При первых же выстрелах они повалятся в траву и залягут там до ночи. А на штурм пойдут, когда стемнеет.
— Не можем же мы позволить, чтобы с нами разделались, как с цыплятами!
— Послушайте, у меня есть мыслишка… очень простая, но почему бы не попробовать! Если ничего не получится, от меня останутся одни воспоминания… тогда выкручивайтесь сами, как знаете.
— Вы забываете, дружище Боб, что все мы заодно…
— Э, надо рискнуть… впрочем, в случае чего они тоже дорого заплатят!
— Что вы собираетесь делать?
— Вступить в переговоры.
— С этой перепившейся сворой? Они же вне себя от ярости! Послушайте, как они вопят!
— Горланят здорово, надо отдать им должное. Но они остановились. Видите ли, если бы тут были только золотоискатели, то не стоило бы и пытаться. Но я насчитал около двадцати ковбоев. Похоже, они колеблются. Если мне удастся отговорить их… пусть хотя бы не вмешиваются!
Атакующие и в самом деле остановились в ста метрах от дома, где скрывались осажденные с лошадьми, и, подобно героям Гомера[80], принялись поносить невидимых врагов.
— Кажется, они малость растерялись и не знают, как приступить к делу, — продолжал Боб. — Предоставьте это мне. Постарайтесь обнаружить в карманах белый носовой платок. У меня такого предмета туалета отродясь не было.
У Жана нашелся кусок материи, предназначенный, правда, для перевязки. Боб развернул его, привязал к дулу карабина и смело вышел, размахивая подобием белого флага, который, как известно, во всех странах мира, у диких и цивилизованных народов служит отличительным знаком парламентера.
При неожиданном появлении Боба — он выглядел очень забавно из-за индейской раскраски — крики смолкли.
Осаждающие сгрудились, с любопытством ожидая, что им скажет ковбой. Один из них, самый злобный или самый пьяный, вдруг прицелился в парламентера. Боб и бровью не повел.
— Возвращайтесь! — крикнул ему Жан. — Этот негодяй собирается стрелять.
— Пускай! Если он промахнется, остальные будут у меня в руках.
В ту же секунду раздался сухой звук выстрела из карабина.
ГЛАВА 8
Промахнулся! — Первая жертва. — Злобный враг. — Предложение Боба. — Намечаются четыре дуэли. — Ринг. — За ножи! — Контраст. — Дела Боба плохи. — Центробежная сила. — Ампутация. — Пощечина. — Мир праху его!
Боб стоял всего в ста метрах от стрелка, но чудом остался невредим. А из барака прозвучал ответный выстрел.
Золотоискатель, открывший огонь, выронил оружие, покачнулся и задергался в последних конвульсиях.
Толпа зашумела, кто-то в ужасе вскрикнул. Одни бросились ничком в траву, другие, более хладнокровные, схватились за оружие.
Боб, чья отвага граничила с безрассудством, пожал плечами и произнес:
— Без глупостей! Вы прекрасно видите, что я вышел как парламентер. Нужно быть дикарем или идиотом, чтобы стрелять в меня. Ведь я никому не угрожаю… Один дурак уже поплатился… и любого другого постигнет та же участь.
Склонные ко всевозможным дискуссиям на политические, религиозные и экономические темы, американцы отличаются поразительной говорливостью, но при этом умеют и слушать. В любом местечке можно встретить записных ораторов, они произносят речи в салунах, на остановке трамвая или просто посреди улицы. Самое удивительное, что выступающий всегда находит доброжелательных слушателей.
Короче, привилегией или, лучше сказать, неотъемлемым правом говоруна любого пола является возможность нести любую дичь, не рискуя при этом угодить в кутузку или быть освистанным аудиторией. Наоборот, он неизменно встречает понимание и даже интерес сограждан.
Поэтому вооруженные налетчики, догадавшись, что к ним собираются обратиться с речью, насторожили уши. Истинные янки, они не могли поступить иначе, ведь любой разговор — это великолепный повод побездельничать.
Боб, хорошо зная, с кем имеет дело, и боясь расхолодить публику, сразу взял быка за рога:
— Прежде всего, что вам нужно?
— Убить тебя, мерзавец! — хрипло выкрикнул могучий парень с кудлатой головой. В каждом его движении чувствовалась жестокая звериная сила.
