Авенир Зак - Пропавшая экспедиция
— А зачем вам… этот человек? — спросил помощник режиссера.
— Видите ли… я когда-то учился с ним в одной провинциальной гимназии. Хотелось бы его разыскать, если это он…
Доброво поклонился и вышел из комнаты.
Старушка в зеленом капоте подошла к помощнику режиссера и спросила шепотом:
— Вы знаете, Петенька, с кем вы только что беседовали?
— Нет. А вы знаете?
— Конечно, знаю. Это знаменитый Доброво.
— Доброво? Не слыхал.
Дома, в своем кабинете, Прокофий Филиппович разложил фотографии кадров из фильма «Фаворитка его величества» на письменном столе и стал их тщательно рассматривать через лупу. Со двора донеслись звуки шарманки, и надтреснутый старческий голос запел:
Трансваль, Трансваль,
Страна моя,
Ты вся горишь в огне…
Доброво подошел к окну, распахнул его и увидел во дворе рядом с сараями старого шарманщика с морской свинкой, окруженного детьми. Из окон выглядывали жильцы, а в глубине двора кто-то звал дворника:
— Ахмет, Ахмет!..
Доброво задумчиво взглянул на крышу, на чердачное окно, откуда когда-то появился Кешка…
Он вернулся к столу, достал пачку фотографий и выбрал из них две — увеличенные портреты Тараканова и Маркиза, отложил их отдельно. Потом Прокофий Филиппович подошел к книжному шкафу и, порывшись на одной из полок, вытащил тоненькую книжечку, такую же, какую Артур привез Вандербергу.
На обложке было написано:
«Полный каталог коллекций художественных ценностей, принадлежащих князю С. А. Тихвинскому. СПБ — 1915 г.»
Доброво полистал каталог и раскрыл его на фотографии фарфоровой статуэтки, изображающей крылатого Пегаса. Он положил каталог на стол и, заложив руки за спину, прошелся по комнате.
Клетка с попугаем, которую Макар нашел в каюте Маркиза, стояла в кабинете у Витоля. Попугай дремал, не обращая никакого внимания ни на Витоля, беседовавшего с Доброво, ни на молодую женщину в кожаной курточке, что-то диктовавшую машинистке, закутавшейся в старый плед, ни на сотрудника угрозыска, занятого поиском нужной карточки в картотеке, занимавшей целую стенку в комнате.
— Нет, нет, Карл Генрихович, вы меня неправильно поняли, — говорил Доброво. — Работать я у вас не собираюсь. Я слишком стар, чтобы начинать жизнь заново. Просто я не хочу, чтобы уникальная коллекция Тихвинского пропала для России…
— Она пропала, Прокофий Филиппович… — с горечью сказал Витоль. — Сгорела.
— Как сгорела?
— Во время пожара. На станции Изгорск. Сгорела дотла.
Доброво прищурил глаза.
— Эти сведения достоверны?
Витоль подсел поближе к Доброво.
— Вполне. Сгорел пакгауз, все, что там было. Спасти ничего не удалось.
Доброво помолчал.
— Боже мой… А я размышлял… медлил…
Он встал.
— Мне показалось, — сказал Витоль, — что вы хотели мне что-то сообщить. Или я ошибся?
— Нет, не ошиблись. Я хотел сообщить кое-какие подробности, к сожалению, ныне потерявшие всякий смысл…
Доброво направился к выходу, но задержался в дверях.
— Вы сказали, что из огня ничего вынести не удалось?
— Ничего. Наш сотрудник пытался спасти хоть что-нибудь, но ему это не удалось…
В большой палате Изгорской городской больницы, куда после пожара попал Макар, больные еще спали, когда ранним утром в раскрытом окне появился Кешка. Макар заметил его и тихо присвистнул. Кешка подошел к нему и развязал узелок, в котором оказалась миска с вареной картошкой.
— Все в окна лазишь? — шепотом спросил Макар.
— А в двери меня не пускают, — улыбнулся Кешка.
— Откуда взял? — Макар кивнул головой на миску с картошкой.
Кешка вздохнул и отвернулся.
— С рынка?
Кешка вяло кивнул.
— Краденого есть не буду, — все так же тихо, но твердо сказал Макар.
— А ты мне деньги, что ли, давал?!
— Мне ничего и не надо.
— Не надо… — проворчал Кешка. — Жрать не будешь — совсем подохнешь.
— Неужто ворюга из тебя вырастает? — вздохнул Макар.
— Не… — улыбнулся Кешка. — Я богомазом буду.
— Богомазом?
— Ну да. У нас в монастыре Данила косой, знаешь, сколько огребал? За одного Георгия Победоносца ему отец Николай целый мешок проса отвалил.
Макар помрачнел.
— Опять за свое. Сколько раз я тебе говорил, нету бога, нету!
— Слыхал я это, — снова заулыбался Кешка. — Однако иконы-то есть?
Скрипнула дверь. Кешка нырнул под кровать. Старая нянечка заглянула в палату, кого-то разыскивая, и тут же прикрыла дверь.
— Ушла? — спросил Кешка из-под кровати.
— Ушла.
Кешка выбрался из-под кровати.
— А валенки куда девал? — испуганно спросил он.
— Не бойся. У нянечки в шкафу твои валенки.
Кешка посмотрел на миску с картошкой.
— Съел бы картоху-то. — И, взяв картофелину, стал аппетитно есть.
Макар потянулся к миске рукой, Кешка заметив это, ободряюще кивнул ему, и тогда, рассмеявшись, Макар взял картошку и тоже стал есть.
— Только, гляди, чтобы это было в последний раз! — строго сказал Макар.
Кешка кивнул.
Оба уселись на низком подоконнике.
В утренней дымке, освещенной низкими лучами солнца, Изгорский кремль выглядел сказочным чудо-городом.
Высоко над кирпичными стенами поднимались башни. А на самой верхушке одной из них полоскался на ветру флюгер, вырезанный каким-то умельцем, — силуэт архангела с трубой.
— Как считаешь, Иннокентий, красиво?
Кешка кивнул головой. Он смотрел на архангела, и ему вдруг почудилось, что заиграла труба…
— А это, братец, между прочим, подневольный народ строил, — сказал Макар. — Рабы да крепостные! И вот представь ты себе, какую красоту свободный пролетарий не для царей да господ, а для себя сотворить может. Я так думаю, что и представить себе этого нельзя!
Весело трубил архангел на верхушке одной из башен.
У дощатой платформы станции Изгорск остановился пассажирский поезд. Из последнего вагона вышел Прокофий Филиппович Доброво с небольшим кожаным чемоданом. Он огляделся по сторонам и направился к сгоревшему пакгаузу.
У невысокого станционного забора пассажиры остановившегося поезда торопливо запасались вареной картошкой, солеными огурцами, яблоками. Покупали на деньги, меняли на вещи. Тут же толкался Кешка, высматривая, что плохо лежит, пока наконец не взял прямо из-под рук шумно спорившей из-за цепы торговки маленькое ведерко с мочеными яблоками… Кешка шмыгнул в толпу, и в тот момент, когда он почувствовал себя в безопасности, на его плечо легла чья-то рука.
