Наталья Патрацкая - Мистическая Дама Билана
– Я не пойду на работу, мне плохо.
– Ты, чего, мать! Мне деньги нужны, а она болеть вздумала!
Мать дошла до рыданий, неконтролируемых, сквозь рыдания дочь продолжала ее обвинять в своей плохой жизни. Мать стала истерически кричать проклятия.
Дочь спокойно сказала:
– Выпей воды, это я из-за тебя три года назад боялась дома одна сидеть! Это ты во всем виновата! Не кричи на меня. Ты зачем меня к бабушке посылаешь на каникулы? Бабка меня за косы таскает.
Наверно есть за что, – подумала мать, выпив воду и таблетки, а сказала, чтобы та сама брала ключи, открывать и закрывать она за ней не хочет. Дочь ушла гулять, уверенная в своей правоте. Мать полежала, встала, занялась домашними делами, делиться такими событиями ей не хотелось.
Мать Паши тоже почувствовала временное влияние Инессы Евгеньевны, поначалу она радовалась, что сын пожил в достатке, по-человечески, с компьютером в квартире, с отцом пообщался. А сын… он по возвращению от отца стал унижать мать своим высокомерием, своими новыми знаньями. Говорить ей, что она глупая, ничего в жизни делать не умеет, ничего не понимает. Он круто изменился, излучал только презрение в адрес матери, та не знала, что ей делать. Парень с достоинством носил вещи от Платона и Инессы Евгеньевны, и полностью отказывался носить ту одежду, что покупала ему мать.
Сам Прохор Степанович, в очередной раз, выручив Инессу Евгеньевну от нападения, возвращался в свою холостяцкую берлогу. Он рвался к ней, но понимал, что это невозможно. После нее его не интересовали две его бывшие женщины, он им отдавал деньги на детей, а сам жил достаточно экономно, да и не так много он и получал, чтобы все были счастливы. Так, что Прохор Степанович не мог решить проблемы своих детей на уровне Инессы Евгеньевны, разные у них финансы, разные.
Платон не мог простить Билане Егора Сергеевича. Его он ненавидел всеми фибрами своей души. Но Платон не был столь могучим мужиком, и осознавал, что физические силы у них не равные, и от этого только больше его ненавидел, он еще продолжал сомневаться, а сын чей? Его или Егора Сергеевича? На пике этой затаенной злобы, он приметил Леночку, продавца из антикварного магазина. Стал оказывать ей посильное внимание, тем и отводил свою душу от ненависти.
Билана почувствовала, что Платон к ней охладел, но дел с малышом было так много, что она даже радовалась его холодности, а у нее на него сил не оставалась.
Договора Аня выполняла, раз деньги Егором Сергеевичем были даны на мебель, она ее и собирала. По расчетам получалось, что на выданный им аванс, как пасьянс складывались славянский шкаф, гранатовые часы, дубовый стол и новые стулья под этот комплект, доведенные до антиквариата умелыми руками. Все честно, весь комплект стоял в квартире Родьки, под его неусыпной охраной. Он и порадоваться не успел, как к нему в квартиру позвонил заказчик с охранниками. Он о них знал, мобильный телефон ему купили для такого случая, он нажал на телефон Ани.
За дверью послышался стук и угрозы, но он успел сказать Ане, что заказчик прибыл.
Металлическая дверь гремела от ударов. Родион открыл дверь и отскочил в сторону, мимо него в комнату ворвались три человека, и остановились в немом изумление: из шкафа, часов, из стола и одного стула, в который вставили донорский кусочек дерева из шкафа, шло белое свечение. Казалось, предметы переговариваются.
– Не обманула, – прошептал Егор Сергеевич, – красота, какая! Мебель, я ваш новый хозяин, я заберу весь комплект, прячьте свое свечение.
Родька надеялся, что мебель съест наглецов, но предметы молчали, они покорно погасили свой белый свет.
Глава 7
Егор Сергеевич прислал Инессе Евгеньевне приглашение на открытие музея своего предка. Ей ехать на официальную церемонию не хотелось, она решила послать на это мероприятие Билану, чтобы она немного отдохнула, а Платон с малышом вместо нее посидит. Билана согласилась поехать на открытие музея, от домашних хлопот она очень устала, а тут появился повод выйти из дома, да и Инесса обещала ей оплатить это мероприятие, и выдала деньги, в память о гранатовых часах. Билана купила новую одежду, новые туфли, в которых и в гареме не грех показаться, так подумала о них Инесса Евгеньевна.
В назначенный день за Биланой заехала машина от Егора Сергеевича, музей находился за пределами города. И откуда берутся просторы? – думала она, сидя на заднем сиденье машины, глядя на пейзаж за окном, на бесконечное мельканье зеленой массы деревьев, или полян, даже полей, покрытых зеленой растительностью.
Она посмотрела на шофера и вздрогнула, он ей показался странным, она невольно застегнула на груди молнию от легкой белой курточки, и отвернулась к окну, с мыслью, что уж очень долго они едут к музею.
За окном замелькали дома дачного поселка, заборы один выше другого, на укрепленных стенах стояли камеры наблюдения, металлические ворота катались по рельсам, охраны не было видно, но она явно подразумевалась.
У одной такой современной крепости остановилась машина. Дверь машины открылась, так же бесшумно открылась дверь ограждения современного замка, впуская Билану на территорию особняка Егора Сергеевича. Людей не было видно.
Ничего себе открытие музея, – подумала она, – людей нет, здание более чем современное. Она посмотрела на внушительное здание с башенками, такой мини дворец. Идти одной в дом ей не захотелось, она села на скамейку рядом с небольшим фонтаном, из пасти льва, покрытого позолотой, струилась вода.
Как в сказке 'аленький цветочек', – промелькнула в голове Биланы, – все есть, людей не видно, не слышно. Она посмотрела на ворота, они были закрыты, машина, в которой она приехала, не въезжала на территорию особняка. Солнце припекало, она сняла с себя белую курточку, положила ее на белую сумку с большой брошкой вместо замка, сумку поставила на скамейку, откинулась на спинку скамейки, прикрыла глаза и задремала под легкий шум воды фонтана.
Егор Сергеевич посмотрел сквозь легкие шторы на спящую Билану, грудь кормящей женщины, белая, пышная выглядывала из маленького белого топика. Русые волосы крупными волнами лежали на ее плечах. На ногах бело – золотые туфли заканчивались шнурками почти у колен, где начинались светлые бриджи. У него появилась простая, мужская мысль, взять ее на руки, отнести в спальню, вместо открытия музея. Он надел белые брюки, светлые без пяток босоножки, снял с себя майку, и в таком виде спустился к ней.
Билана крепко спала. Егор Сергеевич взял ее на руки, и понес естественно в спальную комнату. Он положил ее не белое, шелковое покрывало, кондиционер поддерживал в комнате прохладную атмосферу, она сквозь сон почувствовала прохладу, ей захотелось укрыться. Он посмотрел на божественную, нежную грудь, кормящей матери и прикрыл ее огромным, белым полотенцем. Потом он подошел к кальяну, и слабое средство, затуманивающее мозг, постепенно заполнило комнату.