Густав Эмар - Сожженные Леса
В свою очередь они ободряли своих воинов, потом иккишота, боевой свисток, сделанный из берцовой кости, подал сигнал, и двенадцать взводов, каждый в пятнадцать человек, оставили лагерь в глубоком молчании и отправились по разным направлениям к стану эмигрантов, чтобы в одно время его обложить.
На расстоянии ружейного выстрела кроу остановились и притаились за деревьями и утесами, ожидая приказания вождя начать. Вот какого свойства были новости.
Оставя дремать мексиканца и Бальюмера, Валентин с Курумиллой быстро удалились. Краснокожие оставались на своих местах, не делая ни малейшего движения. Нашим друзьям удалось обойти их незамеченными.
Когда охотник убедился в верности рассказа Курумиллы, они возвратились обратно.
Товарищи их находились еще в летаргическом состоянии, следственно, не заметили их отсутствия. Валентин разбудил обоих.
В одну секунду они вскочили и были готовы.
Валентину было необходимо посоветоваться со своими друзьями перед началом отважного предприятия, задуманного им. Под начальством Анимики находилось сто восемьдесят отборных воинов, храбрейших из всего племени.
Валентину не приходило на ум, что этот вождь кроу мог располагать такими силами. Как бы храбры ни были охотники, но сделать нападение четырем человекам на целый отряд было бы верх безумия.
Валентин это понимал и потому решился действовать только с согласия своих друзей.
Они составили военный совет.
Валентин объяснил им в нескольких словах затруднительные обстоятельства, в которых они находятся, и закончил словами:
— Я не хочу вовлечь вас в предприятие, может, пагубное, и предоставляю вам полную свободу действовать по вашему усмотрению; более того, я советую вам соблюдать осторожность и оставаться нейтральными. Что до меня, то я твердо решился, и, что бы ни случилось, я постараюсь избавить несчастных эмигрантов от ярости этих разбойников.
Бальюмер приготовился отвечать, но, к общему изумлению, Курумилла встал и начал говорить:
— Воины, — сказал он, — опасности нет… Бледнолицые друзья… Курумилла видел… Курумилла великий вождь… идет за бледнолицыми воинами. Ждите… не трогайтесь.
Окончив свою речь, с усилием, несвязно произнесенную, Курумилла дружески улыбнулся своим служителям и, не дожидаясь ответа, схватил ружье и скрылся в кустах.
Валентин и его товарищи ничего не поняли и терялись в догадках — одна сбивчивее другой.
Спустя три четверти часа после ухода Курумилла вдруг снова появился среди своих друзей, которые даже и шелеста шагов его не слышали.
— Войди, Кастор, — сказал он, сторонясь, — Курумилла великий вождь… язык его не лжив. Вот Искатель следов… не ищи более. Вот, Валентин… смотри!
В эту минуту показалось несколько человек.
Это были те самые люди, которые несколько часов назад устроили западню авантюристам и чуть не похитили у них Долорес.
Избегнув преследования авантюристов, благодаря своей ловкости и знанию пустыни они возвратились к товарищам, оставленным сторожить лошадей, и расположились на ночлег в пещере, нечаянно ими открытой на дне оврага, в коротком расстоянии от местопребывания наших друзей.
Когда в начале ночи Курумилла отправился наблюдать за неприятелем, он увидел между деревьями огненную точку, похожую на звездочку в темную ночь. Это был костер, разложенный охотниками.
Вождь был слишком любознателен, чтобы не осведомиться собственными глазами, какого рода этот свет, и, приблизившись легкою поступью к пещере, узнал Кастора и охотников, его сопровождавших.
В продолжение своей кочующей жизни Курумилла подружился с лесными бегунами, честными и храбрыми людьми; кроме того он знал, что Кастор дал слово Валентину присоединиться к нему, лишь только соберет нескольких товарищей, на которых мог бы положиться.
Эта встреча, особенно в настоящую минуту, сильно обрадовала вождя; однако он не нашел нужным показаться Кастору и удалился, не дав о себе знать, положив впоследствии предупредить своего друга и предоставить ему свободу действовать по желанию.
Конечно, Курумилла продолжал бы молчать, но, услыхав, что Валентин решился один напасть на краснокожих, нашел, что время пришло поделиться с ним открытием.
Он и сделал это, соблюдя по индейскому обычаю все дипломатические церемонии.
Оставив Валентина, он отправился в пещеру и вошел к изумленным охотникам, которые его с удовольствием приняли.
Он им в двух словах объяснил, чего от них ожидали. Лесные бегуны сейчас встали, взяли на два дня корму лошадям и, заложив ветками вход в пещеру, последовали за Курумиллой.
Свидание лесных бегунов с Валентином и Бальюмером было трогательное; они знали друг друга и уважали.
Охотники были числом в пятнадцать человек; старые лесные бегуны, привыкшие ко всем случайностям жизни в пустыне, следственно, союз с ними был очень важен.
Кастор представил Валентину дона Пабло как своего друга, но более не распространялся на его счет, обещая после познакомить его более с ним.
Искатель следов пожал руку молодому мексиканцу.
— Товарищи, — сказал Валентин, — не теряя время мы должны сговориться, потому что кроу не замедлят напасть на наших новых друзей.
— Переговоры будут коротки, — прервал Кастор, — мы только ваши союзники; у вас своя цель, поэтому вместо переговоров дайте приказание, и мы его исполним в точности.
— Тем более, — возразил Бальюмер, бесцеремонно прерывая Кастора, — что дело идет о нечаянном нападении, которое нечего обдумывать…
— Позвольте мне сделать одно замечание, — сказал гамбусино.
— Говорите, сеньор Хосе, говорите.
— Мы не имеем другой цели, кроме как предотвратить опасность от наших собратьев и не попасться в руки краснокожих, не правда ли, сеньоры?
— Совершенно справедливо, — отозвался Валентин.
— Но, — продолжал гамбусино, — мы их совсем не знаем и никогда не имели с ними никакого дела. Мы только предполагаем, что они эмигранты или купцы; что же касается до того — честные ли они люди или нет, то это нам неизвестно.
— Что же вы хотите этим сказать? — спросил Валентин.
— Я хочу сказать, — отвечал с улыбкой Навая, — что, не зная людей, которым мы хотим подать помощь, не мешало бы осторожность присоединить к человеколюбию.
— Да, — вмешался, смеясь, Бальюмер, — мой прадед, уроженец Нормандии, всегда говорил, что пословица «осторожность — мать безопасности» как нельзя более подходит к пустыне.
— Это правда, — возразил гамбусино. — Придерживаясь этой мудрой пословицы, повторяю еще раз, что желаю спасти совершенно неизвестных нам людей; не следует нам заходить слишком далеко, предварительно не узнав, кто они такие на самом деле. Пожалуй, спасем их, но, сделав это, не заходя к ним в лагерь, удалимся. Кто знает, быть может, впоследствии нам придется раскаяться в том, что выказали столько человеколюбия по отношению к этим людям: они, может быть, окажутся недостойными этого.
