Йен Лоуренс - Грабители
Ветер и волны на ярд отшвыривали судно к берегу за каждые десять, оставленные за кормой. Его главный парус внезапно исчез, казалось, вжался в рею. Паруса затрепетали при развороте судна, хлопнули, и вот уже парусник, замедлив движение, развернулся к Нордграунду, к другой стене своей темницы.
С утесов раздался стон, вопль отчаяния. Высокий мужчина поднял над головой кулак, грозя судну. Толпа взвалила на плечи свое орудие — кирки, багры и топоры и потянулась длинной неровной линией в направлении Нордграунда.
Я пытался разглядеть Саймона Могана, но не видел ни его, ни черной лошади. И ни один человек в этой группе не нес фонарь.
Когда они проходили мимо нас, одинокий голос запел. К нему почти сразу же присоединились другие, и вот уже все они — мужчины, женщины, дети — пели, выводя медленный и скорбный гимн:
Снизойди, о Господь,
К молитве рабов,
Вопиющих к тебе
С крутых берегов.
Если там моряки
И крушенье грядет,
Пусть добыча моя
От меня не уйдет.
Молю Тебя,
Пошли их сюда!
Молю Тебя,
Пошли их сюда!
Мэри цокнула языком, и ее пони отошел назад, за бугор холма. Мой последовал за ним сам, как будто они были связаны. Мы убрались подальше и поползли в укрытие садика Мэри.
Мы ничего не могли сделать, чтобы изменить ход событий: судно или обогнет мыс, или не справится со стихией. Ветер для него был все равно что неустойчивый песчаный склон с осыпающимся песком. На каждый ярд подъема на таком склоне соскальзываешь на какое-то расстояние обратно. Около часа или немного больше оно рвалось к мысу, пока не превратилось в какую-то неясную тень в отдалении. Тут оно снова развернулось под ликующие вопли толпы.
Судно все еще оставалось в бухте.
— Иногда это продолжается целыми днями, — сказала Мэри. — Люди бродят вдоль побережья туда и обратно, туда и обратно. Здесь же они спят, оставаясь вместе до тех пор, пока судно не освободится или не погибнет на скалах. Они боятся упустить свою добычу.
То, что происходило здесь, перед нашими глазами, казалось настолько же ужасным и жестоким, как и разряженные толпы в Лондоне, собиравшиеся смотреть на казни.
— Ты видишь, что происходит,— сказала Мэри. — Они просто ждут. Они не зажигают фальшивых маяков.
— Где человек из кромлеха? — спросил я в ответ. — Где твой дядя?
Мэри пожала плечами.
— Но здесь его нет, так?
Для меня это просто означало, что он ждет где-то со своим фонарем наготове. Ждать можно было лишь до зари, занятие это было ночное. Как только с судна станет виден берег, пользы от маяков более не будет.
Судно развернулось снова. И еще раз, захваченное стихией между мысами. И тут, когда ночь была на исходе, появилась Вдова, стоя в своей телеге, опираясь руками на плечи маленького запыленного возницы. Она пронзительно крикнула своим лошадям, и те загрохотали дальше, вытянув головы вперед, блестя потными спинами.
— Теперь они обречены, — сказала Мэри. — Когда прибывает Вдова, крушение неизбежно. Она чувствует это, как приближение шторма.
— Откуда она взялась?
— С пустоши. Они живет в домишке из досок и соломы в самом конце владений Моганов.
— Ты там была?
— Я видела его. Дядя Саймон иногда возит ей пищу. Чай, хлеб... И я видела, как ходит туда вечером Эли, сам, никто его туда не посылает. Но ни один человек во всей деревне не отважится приблизиться к жилищу Вдовы.
Вдова миновала нас, лошади замедлили шаг, когда она им свистнула.
— Я была один раз с дядей Саймоном. Я видела, как он зашел в дом. Но Вдова не вышла, я видела ее только в окно.
— А ее возница?
— Это Том-простачок, слабоумный паренек. Он бродил по деревне, пока Вдова его не подобрала. Он не разговаривает ни с кем, кроме нее.
Еще раз судно проследовало мимо, стараясь удерживаться подальше от берега, снова развернулось. Мысленно я был на борту. Хотя отсюда оно казалось безмолвной игрушкой стихии, я ощущал ужасный треск его деревянных конструкций, напряженную вибрацию снастей; я чувствовал удары ледяных волн и брызг. И я чувствовал опасность, ужасную близость гибели.
Выжидающие добычи следовали за кораблем, но наконец устали. Сгруппировавшись вокруг телеги Вдовы, они притащили с собой хворост и брезент, соорудили костер, который наполнил ветер искрами и дымом, плывшим прямо на нас.
— Здесь вся деревня,— сказал я.
— Я думаю, да, — подтвердила Мэри.
— Значит, Пенденнис пуст?
— Да.
Я скосил глаза в сторону.
— Я пойду туда. Мне надо найти отца.
Мне хотелось, чтобы она попыталась остановить меня, я надеялся на это. Но вместо этого Мэри сказала:
— Мы отправимся туда вместе.
— А если меня поймают?
— Они не смогут. — Мэри наклонилась и начала срывать цветы. — Я знаю там каждый проход, каждую подворотню.
Я не спорил и не хотел спорить. Мэри сжала букетик в руке, и мы вернулись к пони и поскакали к деревне.
К мосту мы подъехали одновременно. Оставив оба мыса позади, мы видели перед собой поднимающиеся по склону дома Пенденниса на другом берегу гавани. Лишь в нескольких окнах светились огни ламп. Деревня была пустой и темной. И внушала мне страх.
10
В ЦЕПЯХ
Копыта наших пони простучали по мосту. Мы поднялись по большой дороге и попали в деревню через пролом в древней стене. Мы оставили пони у общественной поилки, вода в которую капала изо рта каменной рыбьей головы.
Мэри начала обход с кладбища.
— Я всегда захожу на кладбище, посещая деревню.
Ветер вздыхал за церковью и гудел между надгробий. Святые в витражах здания еле заметно светились, как бы следя за нами — или за штормом. За ними передвигалась фигура: пастор Твид скользил вдоль вереницы их .лиц.
Мэри вынула цветок из своего букетика и положила на землю у одного из надгробий.
— Моему отцу,— сказала она. Другой лег на могилу рядом. — Моей матери. — Она откинула волосы. — Я приношу цветы людям, которые для меня много значат. Моим героям. Ты ведь не думаешь, что это глупо?
— Нет.
Ее крошечный букетик становился все тоньше. Еще четыре цветка для тети, для Питера, для подруги и для двоюродного брата, и в руке остался одинокий цветок.
— Этот — для кого? — спросил я.
Мэри улыбнулась. Она вложила цветок в мою руку.
— Для тебя.
Она была искренней и сделала это от доброты душевной, но быть причисленным к ее мертвым героям, быть отмеченным наряду с дорогими ее сердцу могилами — от этого у меня по спине пробежал холодок.
