Клод Фаррер - Цвет цивилизации
Но когда настал момент выполнять программу, вдохновение покинуло Фьерса.
Предаваться разврату против желания совсем не интересно. Фьерс рассчитал, что идти к Лизерон уже поздно. Туда мог прийти Мевиль, а Лизерон не любила, когда ее заставали на месте преступления. Поздно было также пускаться на поиски между конгаи или метисками Тан-Дина и Хок-Мона подходящей партнерши на вечер: все они демонстрировали теперь свою азиатскую красоту в экипажах на Inspection. Набережная была пустынна. Фьерс почувствовал, что он одинок и не может даже соединить своего одиночества с чьим-нибудь другим. Подозвав проезжавшую мимо коляску, он приказал везти себя в клуб.
В такие скучные дни Фьерс всегда отправлялся в клуб. Колониальное общество его не прельщало. Это в самом деле был человеческий навоз, как выразился генерал-губернатор. Среди членов клуба было много людей сомнительной репутации, принятых туда за неимением других и даже пользующихся уважением, благодаря их безнаказанности, людей светских, впрочем, принадлежащих к тому кругу, в котором заботятся только о респектабельной внешности. Мошенников хорошего тона, способных в мелочах продемонстрировать честность и даже честь. Но это забавное сборище не интересовало пресыщенного Фьерса.
Несколько человек выделялись из этой массы. Доктор Мевиль порой появлялся в клубе, когда новая интрига вынуждала его пообедать с мужем. Торраль посещал игорную залу, где он мог увидеть вместе всех сайгонцев и выразить свое презрение всем им сразу. Встречались здесь и другие интересные люди, цивилизованные или варвары: журналист Роше, банкир Мале, адвокат Ариэтт, все те, кто среди толпы обыкновенных мазуриков возвышался до разбойничьей аристократии. Кто сумел обогатиться иначе, чем простым мошенничеством, кто имел способность – или смелость – составить себе состояние легальными путями, хотя и за счет других. Эти люди нравились Фьерсу. И в то время, как коляска катилась по направлению к клубу, он желал найти там кого-нибудь из них.
Ему повезло. В читальном зале Мале просматривал вечерние газеты. Фьерс сначала увидел только груду развернутых газетных листов. Но при его приближении бумага зашелестела, опускаясь – и показался банкир во весь рост. Мале, бывший в свое время солдатом, моряком, типографским рабочим, коммерсантом и землевладельцем, сохранил от всех своих прежних профессий энергию и привычку к деятельности, которые отражались в его быстрых резких жестах, как и в его словах, скупых, выразительных и точных.
– M-me Мале здорова? – спросил Фьерс.
Он встречал молодую женщину раза два в театре и не ухаживал за нею, хотя и находил красавицей, какой она была на самом деле.
– Моя жена здорова и без кокаина, – сказал банкир, смеясь.
Фьерс поднял брови.
– Правда, вы не знаете. Ваш друг Мевиль хотел применить к ней свой излюбленный режим. Этот предприимчивый малый лечит большинство женщин здесь. Для него это хороший способ добиться их благосклонности. Благодаря его пилюлям, неизвестно какого происхождения, организм делается нечувствительным к жаре, не без вредных последствий для нервов. Но на это в Сайгоне не обращают внимания. Моя жена ему понравилась, и милейший Мевиль собирался пустить свой кокаин в ход. Я положил этому конец. Не желая, впрочем, нисколько обидеть его, уверяю вас. Фьерс засмеялся.
– Вы обедаете здесь? – спросил банкир.
– Да, думаю.
– Я тоже. Сделайте мне честь, пообедайте со мной вместе. Я сегодня основательно поработал, и в награду заслуживаю общества такого сотрапезника, как вы.
Они сели. Ударом ноги Мале отшвырнул газеты, разбросанные вокруг него по полу.
– Какие идиоты! Подумайте, толковать о последнем посещении губернатором какого-то госпиталя, и не обмолвиться ни словом об английских делах!
Внезапно он посмотрел на Фьерса пристальным испытующим взглядом.
– Но вы флаг-офицер, вы должны знать?
– Решительно ничего, – отвечал Фьерс чистосердечно. – Вы говорите о дипломатических осложнениях? Я думаю, это несерьезно. Таково мое личное мнение. Кабели, впрочем, принадлежат англичанам, и если б война была в самом деле объявлена, мы узнали бы о ней от вражеской эскадры, посланной нас уничтожать.
– Недурное положение, – заметил банкир. Он подумал немного и пожал плечами.
– Мне, положим, все равно: я тут ничего не выигрываю и не теряю.
– В случае войны?
– Черт возьми. Я здесь банкир, администратор и откупщик налогов. Все дела страны проходят через мои руки. Чем же мне угрожает война? Правительства могут сменяться, и всем им я буду одинаково необходим.
Настало время обедать, они сели за стол. Мале пил только сухое шампанское, специально для него выписываемое из Америки. Фьерс оценил его по достоинству. Вино казалось ему хорошим средством против недавней меланхолии. Позже несколько трубок опиума закончат его обращение к оптимизму. Он напивался, не торопясь.
Бои убрали со стола. На террасе Мале приказал снова подать своего шампанского. Они продолжали пить и курить турецкие папиросы. Фьерс любовался голубым дымом, медленно рассеивавшимся в сиянии электрических ламп, подобно облакам, которые рассекает полет Валькирий.
– Вы любите мечтать? – спросил Мале.
– А вы нет?
– Нет. Я не люблю ничего бесполезного. Мечты – это не труд и не отдых.
– Вы человек дела.
Фьерс улыбался, и в его улыбке был оттенок презрения, но Мале, казалось, не заметил этого.
– Вы тоже. Моряк.
– Нет, – сказал Фьерс, продолжая улыбаться. – Это ливрея, но не душа. Я более, чем вы думаете, друг Раймонда Мевиля.
– Тем хуже, – просто отвечал Мале.
Но он по-прежнему относился к собеседнику сердечно. Фьерс ему нравился таким, каков был. Он высказал это открыто.
– Вы лучше, чем ваш друг. Вы более интеллигентны.
– Откуда вы это знаете?
– Знаю.
Он бросил папиросу, с гримасой презрения к слишком светлому табаку, или к чему-нибудь другому, быть может, и взял манильскую сигару.
– Раймонд Мевиль, – продолжал он, – живет только женщинами и только для женщин. Я ему ставлю это в упрек, потому что это унизительно и глупо.
Фьерс не удостоил его возражениями. Его любопытство было возбуждено.
– В самом деле, – сказал он, – вы хорошо осведомлены о подругах Раймонда?
– Вы тоже, как и я. Мне кажется, у вас по крайней мере одна общая любовница.
– Ну, – сказал Фьерс, не отрицая, – эта стоит немногого. Я имею в виду других, тех, которым не платят, по крайней мере официально.
– Ну, – повторил его реплику Мале, – эти тоже стоят не больше. Вы должны знать их имена, это ведь секрет Полишинеля. Прекрасная Лизерон могла бы рассказать вам побольше, чем я, и ее разоблачения, наверное, будут пикантнее.
