Григорий Славин - Имею право сходить налево
– А где ключи?
– Это английский замок, – простонал охранник, разглядывая нас не без интереса. – Он сам запирается…
– Я сейчас вышибу, – пообещал Антоныч и отпустил толстощекого, который тут же снова вернулся мне под ноги.
– Бесполезно… – поморщился охранник, – она стальная…
– Слава, сходи, купи воды, – приказал Антоныч.
Сунув руку в карман, я вспомнил, что мой бумажник остался вместе с пиджаком в машине.
– Гера, дай денег.
– У меня только крупные. У… сволочь!.. – и он взмахнул прикладом, заставляя охранника свернуться клубком.
У Гриши нашлось несколько десяток.
Отперев дверь и передав ему пост, я пересек дорогу и вошел в магазинчик напротив.
– Две бутылки минеральной.
Посмотрев на меня, как смотрят скрипачки Спивакова на участников программы «Играй, гармонь!», продавщица выставила передо мной две емкости.
– Что-то ты сегодня не очень выглядишь, – сказала она. – Если не завяжешь, плохо кончишь.
Кончаю я всегда хорошо. Не желая разговаривать с глупой бабой, я перешел дорогу и постучал. Войдя в антикварный салон, я заметил, что ничего не изменилось. Все на своих местах.
– Ты так в колготках и ходил?
Я повернулся к Грише и провел ладошкой по лицу. Раньше этот союз ладони с капроном вызывал во мне только положительные эмоции, сейчас я испытал отвращение. Швырнув одну бутылку Антонычу, я скрутил крышку со второй и перевернул ее вверх дном, целясь струей в открытый рот толстощекого.
Сделав несколько глотков, он зафыркал как кот и стал закрываться рукой. Чтобы она ему не мешала, Антоныч наступил на нее ногой. Тогда-то и произошло чудо – Гера был прав, – толстощекий открыл глаза и, глядя ими еще не осмысленно, но уже глядя, сел, прижавшись спиной к витрине.
– Где ковер, сволочь? – приступил к нему Гера со штыком наперевес.
Одурев окончательно, толстощекий посмотрел на меня, ища защиты.
– Как тебя зовут? – спросил я.
– Мирослав… – пробормотал он, очарованно глядя на острие штыка, которым Гера выводил перед его носом восьмерки.
– Мирослав Халуев?
– Да…
– Это ты сегодня улетаешь в Бразилию?
– Да…
– Хочешь улететь?
– Да…
– Где ковер?
– Какой… ковер?
– Я выколю ему глаза! – после этих слов я отнял у Геры карабин.
– Ковер шаха Исмаила, – напомнил Гера, – который был соткан в честь его победы над персидским ханом.
– Ширванским, – вмешался Гриша.
– А где, по-твоему, находится Ширванское ханство? – Герино лицо исказилось от сарказма.
– Ну, точно не в Персии.
– Так скажи – где?!
– Помолчите немного, – попросил я, дождался, когда наступит тишина, и наклонился к толстощекому. – Где ковер хана Исмаила?
– Господа, это какая-то ошибка, – залепетал Мирослав. Кажется, он не спешил в Бразилию. – Вы… знаете, чей это ковер?
– Да какая мне, к черту, разница, чей это ковер?! – захрипел Антоныч. – Тебя спрашивают – где он!
– Я из чисто благородных побуждений, поверьте… – продолжал бормотать толстощекий. – Из соображений вашей безопасности…
– Дай карабин, – вырвав оружие из моих рук, Антоныч перехватил его поудобнее и поднял вертикально над Халуевым.
– В подсобке, – сказал Мирослав. – В подсобке. Где Штельман?.. Креслин, где Штельман?
– Это какая-то шифровка? – засуетился Гера. – Что значит Креслин-Штельман? Где тут тревожная кнопка?
Антоныч снова сунул руки в витрину и вытащил мужичка.
– Это?
Халуев кивнул.
Через минуту политый ессентуками продавец открыл глаза.
А еще через минуту, выйдя из подсобки вместе с ним, Гриша выволок на свет и ковер. Был он размером метра три на четыре – всего-то… и свернут в рулон.
Уходя, мы все тщательно осмотрели. Все трое прикручены скотчем к креслам, а кресла прижимались друг к другу спинками. Мирослав сидел выше всех – его пришлось усадить в найденный на складе трон какого-то царька, то ли эфиопского, то ли конголезского. Передвигаться такой конструкции по полу решительно невозможно. Напоследок Гера замотал всем рты, и мы, сняв у самых дверей маски, вышли.
– Теперь с чистой совестью можно ехать к Гюнтеру, – облегченно вздохнул Гриша. – Возьмем картины и разочтемся со всеми. Кража – не разбой.
Гера вынул трубку и набрал номер.
– Гюнтер Алексеевич?.. Встречайте.
Глава 7
Сказкин
Не первый раз он выполнял хорошо оплачиваемые просьбы Сказкина. Но, как и у всякого ликвидатора, наступил в его жизни момент, когда закралось в душу подозрение, что вот она – последняя работа. И выполнение ее означает конец. Поэтому, когда ему было поручено убрать не одного, а сразу четверых, киллер впервые за все время службы у Сказкина решил присмотреться к будущим жертвам. Много времени на это не ушло. Спустя всего несколько часов он знал о каждом из четверых все. И по всему выходило, что ни образ жизни будущих жертв, ни занимаемое в обществе положение не могли помешать бизнесу Сказкина ни на йоту. И опять же – четверо… Понятно, что за триста тысяч долларов Сказкин мог бы даже имен их не называть, а только улицы, на которых те проживают, но оттого и родилось сомнение – не последняя ли это работа? Ликвидация четверых зараз – очень уж это на геноцид похоже. Такое впечатление, что Сказкин сам хочет его подставить. Пусть-де менты его забирают с чистой совестью, а на Сказкина, даже если киллер разговорится, вряд ли кто подумает всерьез. А потому, чтобы опередить события, решил он приехать к Сказкину лично.
– Роман Романович, киллер приехал, – сообщил Кирьян, войдя в кабинет.
– А зачем он приехал? – глупо спросил Сказкин, отрываясь от бумаг и глядя поверх очков.
– Откуда мне знать?
– Ну, проси…
«Странно, – подумал Сказкин. – Какого черта?»
Ответ на этот вопрос нашелся сразу, едва киллер, расположившись в кресле, заговорил.
– Я хочу половину наличкой, и сразу. Нужно поправить кое-какие финансовые проблемы.
– Вы, наверное, думаете, – спросил Сказкин, – что полторы тысячи долларов лежат у меня в ящике стола?
– Да, я так думаю.
– Как скажете, – не нужно было отказывать киллеру сейчас. Поэтому, подойдя к сейфу, Сказкин отсчитал пятнадцать банковских упаковок и бросил на стол.
– Приятно иметь с вами дело. Надеюсь на понимание и в дальнейшем.
«Дальнейшего не будет», – подумал Сказкин, благодарно качнув головой.
И киллер вышел на улицу, думая о том, как уже через полчаса сядет на «Сапсан». Из Питера он переведет наличку на Кипр и из Питера же улетит туда, где его никому не достать – ни Сказкину, ни другому.
