Томас Майн Рид - Жена дитя
Не останавлияваясь, Свинтон дважды прочитал это любопытное послание.
Содержание письма не взволновало, а напротив, успокоило его.
Что-то похожее на довольную улыбку промелькнуло у него на лице, когда он читал письмо вторично.
– Фэн! – сказал он, торопливо сунув письмо в карман и повернувшись к жене, – позвони и закажи бренди с содой. И еще сигар. И слушай меня внимательно, девочка: ради самой жизни не позволяй официанту совать нос в номер или заглядывать в него. Возьми у него поднос, когда он подойдет к двери. Скажи ему также, что я не смогу спуститься к завтраку, что вчера вечером я напился и сейчас еще не пришел в себя. Можешь добавить, что я лежу в постели. Говори все это уверенно, чтобы он поверил. У меня есть причины – очень важные. Так что постарайся и ничего не испорть.
Молча повинуясь, она позвонила в колокольчик, на который вскоре ответил стук в дверь.
Вместо того чтобы сказать «Войдите!», Фэн, которая уже ждала у двери, вышла – и закрыла за собой дверь, держа ручку от нее рукой.
Стучал тот же веселый парень, который назвал ее петушком.
– Бренди с содой, Джеймс. Со льдом, конечно. Подожди – что еще? О, несколько сигар. Принеси с полдюжины. Мой хозяин, – добавила она, прежде чем коридорный ушел, – не собирается спускаться на зватрак.
Это было произнесено со значительной улыбкой, приглашавшей Джеймса к разговору.
Разговор произошел; и прежде чем уйти выполнять заказ, Джеймс познакомился с беспомощным состоянием английского джентльмена, занимавшего номер 149.
В этом для него не было ничего удивительного. Мистер Свинтон был не единственным постояльцем, который утром заказал бренди с содой. Джеймсу это очень нравилось, потому что увеличивало возможности случайных доходов.
Выпивка и сигары были принесены и внесены в номер; слуга джентльмена не дал коридорному удовлетворить любопытство видом своего страдающего хозяина. Впрочем, даже если бы дверь оставалась открытой и Джеймса впустили в номер, он многого бы не разузнал. Мог бы только рассказать, что хозяин Фрэнка все еще в постели – лежит, закрывшись с лицом простыней.
Мистер Свинтон принял эту предосторожность против случайного взгляда; и даже его лакей не знал причин. Когда дверь закрылась, он отбросил простыню и снова принялся расхаживать по полу.
– Это был тот же самый коридорный? – спросил он. – Тот, что принес письмо?
– Да – Джеймс. Ты знаешь.
– Тем лучше. Открывай пробку, Фрэнк! Мне нужно подкрепить нервы и как следует подумать!
Пока с бутылки содовой снимали проволоку, он взял сигару, откусил кончик, зажег ее и принялся курить.
Одним глотком выпил бренди с содой; через десять минут попросил вторую порцию, а потом и третью.
Несколько раз перечел письмо Роузвельдта, каждый раз возвращая его в карман и не сообщая содержание Фэн.
Время от времени он ложился на спину в постель, держа сигару в зубах: потом опять вставал и начинал ходить – нетерпеливо, как человек, чего-то ожидающий и сомневающийся, произойдет ли это.
Так провел мистер Свинтон весь день, одиннадцать долгих часов, не выходя из своего номера!
Зачем такое поведение, кажущееся столь эксцентричным?
Он один знал причину. И не сообщал ее даже жене, так же как и содержание письма. Предоставил ей строить предположения, не очень лестные для ее хозяина и повелителя.
Шесть раз заказывалось бренди с содовой и принималось с такими же предосторожностями, что и раньше. За день все было выпито и выкурено множество сигар. На обед только тарелка супа и корка хлеба – обычная диета после ночи кутежа. И так продолжалось до семи тридцати.
В это время произошло событие, которое заставило мистера Свинтона неожиданно изменить тактику. Он вдруг из эксцентрика превратился в нормального, если не вполне трезвого человека!
Глава XV
Прощальный взгляд
Всякий знакомый с планировкой Оушн Хаус и его служебных помещений, знает, что конюшня расположена на востоке. К ней ведет широкая дорога, проходящая вдоль южной стороны здания.
В тот самый вечер ровно в половине восьмого из конюшни выехала карета и остановилась у входа в отель. Поскольку на экипаже не было герба отеля, а кучер был не в форме, очевидно, экипаж был наемный; а время его вызова говорило о назначении. Из далекой гавани слышался свисток парохода, призывавшего пассажиров на борт; экипаж должен был отвезти туда постояльцев отеля.
Карета не обогнула все здание, а остановилась у южной стороны, где также есть выход и ведущие к нему ступени.
Две леди, стоявшие вверху на балконе, видели, как подъехал экипаж, но не придали этому значения. Их занимал разговор, гораздо более интересный, чем зрелище пустой кареты или даже рассуждения о том, кого она отвезет на пароход. Леди были Джули Гирдвуд и Корнелия Инскип; предмет разговора – «затруднение», возникшее накануне между капитаном Мейнардом и мистером Свинтоном. В отеле весь день только об этом говорили, и новость, конечно, проникла и в номер Гирдвудов.
Корнелия сожалела о случившемся. Джули тоже – по-своему.
Однако, с другой стороны, она не жалела. Втайне она считала себя причиной случившегося и потому была в глубине души благодарна. Она предполагала, что когда мужчины ссорились за выпивкой, они помнили о ней; впрочем, думала она преимущественно не о Свинтоне, а о Мейнарде.
Ожнако она не настолько заинтересовалась, чтобы встревожиться из-за этого происшествия. Сердце Джули нелегко завоевать или потерять за час.
– Ты думаешь, у них будет дуэль? – дрожа, спросила робкая Корнелия.
– Конечно, будет, – ответила более смелая Джули. – Они не могут от нее отказаться – вернее, не может мистер Свинтон.
– А что если один из них убьет другого?
– А что если они убьют друг друга? Это не наше дело.
– О Джули! Ты считаешь, не наше?
– Я в этом уверена! Какое мы к нему имеем отношение? Мне, конечно, будет жаль их обоих, как и любого другого джентльмена, который по глупости слишком много выпил. Вероятно, в этом вся причина.
Но она лишь делала вид, что предполагает это; да и равнодушие ее было напускным.
Хотя и не очень тревожась, она была далеко не равнодушна. Только вспоминая хололдность, которую проявил капиан Мейнадр в конце бала, она старалась сделать вид, что ей безразличны последствия.
– Кто уезжает в этой карете? – спросила она, заметив, что выносят багаж.
Кузина, перегнувшись через перила, посмотрела вниз. На кожаном чемодане, повидавшем немало переездов, обе смогли прочесть имя «КАПИТАН МЕЙНАРД», а внизу хорошо знакомые буквы «США».
Возможно ли это? Или они ошибаются? Надпись видна неотчетливо, и расстояние велико. Конечно, они ошибаются.
