Ульмас Умарбеков - Приключения 1972—1973
Размякнув после сытной еды, солдаты рассказывали о себе. В лагерь наемников, готовящихся к высадке в Богану, вели пути многочисленные и разные. Были здесь и оказавшиеся на мели бедолаги безработные, прошедшие в поисках счастья всю Западную Африку и спавшие на тротуарах всех западноафриканских столиц. Иногда им удавалось на какое-то время закрепиться на одном месте — получить работу, скопить немного денег и начать мелкую торговлю. Но местные жители, недовольные конкуренцией пришельцев, изгоняли их, в конце концов, с помощью властей, охотно делавших это ради укрепления собственной популярности.
Такие считались людьми бывалыми. Они быстро примечали, где что плохо лежит, и частенько дезертировали, прихватив казенные вещички — от одеял до ящиков с мылом: мечты о собственных лавочках не оставляли их никогда.
Были в лагере и матерые уголовники, бежавшие из Боганы, грабители и лесные разбойники, чьи лихие банды взимали на ночных дорогах дань с покорных, примирившихся с неизбежным злом торговцев, но были разгромлены новыми властями. Такие вели долгие и завистливые разговоры со вздохами и унылыми паузами о тех, кто удачно и быстро разбогател. Они спорили о том, как скорее и легче достичь богатства любыми средствами, а потом зажить в свое удовольствие, ничего не делая и наслаждаясь всеми запретными плодами цивилизации белых, принесенной из-за океана и расцветшей уродливым цветком на почве, возделанной колонизаторами.
Интересно было слушать и разговоры другой категории обитателей лагеря. Это были обозленные на весь мир честолюбцы, которых называли «идейными противниками режима». Недоучившиеся студенты с амбицией премьер-министра. Самолюбивые и заносчивые клерки, видевшие себя «отцами нации» и ради этого готовые служить кому угодно. Разгульные сынки владельцев магазинов, конфликтующих с властями Боганы из-за ограничений, введенных на импорт товаров, которыми торговали их расчетливые папаши. Были здесь и сторонники политиканов, недурно живших при колонизаторах и оказавшихся не у дел после провозглашения независимости. Для этих вопрос свержения радикального правительства Боганы был вопросом жизни: в случае удачи они вновь вернулись бы в оффисы с кондиционированным климатом и оказались бы при каком-нибудь министерстве, из которого выжали бы все и для себя лично, и во славу и процветание своей многочисленной родни. Такие рвались в Богану. Они старательно учились обращению с оружием, и белые офицеры-наемники доверяли им больше других.
Майк вспомнил о них, когда сержант по имени Аде, сидевший на носу каноэ, вдруг обернулся:
— Мистер Майк…
— Ну?
— Здесь… Я чую…
Португальцы не утруждали себя проверкой черных солдат. По их мнению, черные были просто не способны на какие-нибудь авантюры, требующие долгого обдумывания, а уж на борьбу во имя политических принципов — тем более. Но об Аде было известно, что он служил телохранителем одного из погибших в автомобильной катастрофе политиканов, бежавшего из Боганы к португальцам. Этого было более чем достаточно.
Сейчас голос Аде был хрипловат от волнения: он давно уже не бывал в родных краях.
— Я из здешней деревни, на другом берегу лагуны. А здесь брали песок…
Да, Майк тоже узнал это место. Он помнил его: здесь, на самом мысу, у рухнувшей в воду старой пальмы, стоя по пояс в воде, африканцы наполняли тяжелым серым песком большие корзины, сваливали их в неуклюжие лодки, опрокидывали — и так до тех пор, пока лодки не оседали в воду почти по самые края бортов.
Потом лодки тащились к берегу, и опять наполнялись корзины, на этот раз шла разгрузка. Вода стекала сквозь прутья, мускулистые тела двигались ритмично, уверенно. На берегу росли горы песка, солнце сушило его на глазах: из серого он превращался в желтый, затем в белый.
Толстяк в пышной национальной одежде — широкополой длинной рубахе с просторными, закидываемыми за плечи рукавами — считал корзины и делал отметки в клеенчатой тетради.
Время от времени на берегу появлялись грузовики. С них соскакивали грузчики с лопатами — такие же ловкие и мускулистые, как и собиратели песка, толстяк указывал им гору посуше, и она быстро исчезала в кузове. Грузчики лезли в кузов, усаживались на песок, и машина, тяжело урча, уходила в город. В последние годы Габерон лихорадочно строился, и песка нужно было немало.
Вечером собиратели песка иногда оставались на берегу. И тогда далеко вокруг чувствовался тошнотворный запах пальмового масла, на котором они готовили себе ужин.
Майк приходил сюда ловить рыбу: вечерами здесь было тихо, и на улов везло, а к запаху пальмового масла можно довольно быстро привыкнуть.
Аде был прав. Майк глубоко втянул воздух: так и есть, пахло пальмовым маслом. Значит, здесь высаживаться нельзя. А ведь отсюда метров четыреста до дороги, где их должен был ожидать полицейский грузовик, чтобы доставить десантников к полицейской казарме — старому бараку милях в пяти от берега. В задачу группы Хора входил бесшумный и быстрый захват здания. Это обеспечит безопасную высадку других групп.
Майк всмотрелся в темноту: так и есть, на берегу было видно слабое мерцание догоравшего костра.
— У них собаки, — прошептал Аде.
Собак он не мог видеть, но Майк знал, что габеронцы держат часто сразу по нескольку низкорослых желтых и черных дворняжек, которые иногда идут в пищу.
— На середину лагуны, — решительно сказал Майк. Хор удивленно вскинул глаза.
— Сбились с пути?
— Там, где мы хотели высадиться, — люди…
— Черные? — презрительно спросил Хор. Майка от его тона слегка покоробило.
— И черные и белые кричат одинаково, — спокойно ответил он.
Каноэ бесшумно и быстро шли по течению. Был прилив, и океан наступал на лагуну. Мыс с пальмами остался позади. Здесь Майк обычно клал румпель своей моторки налево, а там… Да, там были огни одного из домов Фреда Брауна. Его арендовал Мангакис, и Майк там часто бывал… почти каждый раз встречаясь с Джином Корневым.
Джин был на год моложе Майка. Проучившись в школе Святого Спасителя, он уехал в Союз (так говорили Корневы о России), но приезжал к отцу каждый год на каникулы и жил в Габероне по три-четыре месяца. Отец заставлял его ходить в это время в школу, чтобы не забыть английский язык, и парень страшно злился.
Но на следующий год он приезжал опять, иногда с матерью. Она обычно жила в Москве, где надо же было кому-нибудь присматривать за подростком!
«Интересно, где же Корневы сейчас? — подумалось Майку. — Ведь у Джина каникулы».
Огоньки на берегу увеличивались, приближались. Берег здесь был пологий и твердый, до шоссе — рукой подать. Вспомнив об этом, Майк даже удивился: как это он раньше не додумался — идеальное место для высадки!
