Густав Эмар - Перст Божий
Когда они поднялись на значительную высоту, то все соединились, стараясь прятаться за выступами земли и, приготовясь стрелять, замерли на одном месте, выжидая момента.
Все эти движения были исполнены стрелками и охотниками с такой ловкостью, что бандиты, невзирая на свою опытность, не заметили приближения неприятеля.
Не подозревая, что их засада была обнаружена, они устремили свои взгляды на внутренность ущелья, через которое обязательно должен был пройти караван: они никак не ожидали нападения сзади.
Бандиты, которых было более двухсот человек, запрятались по семидесяти с каждой стороны ущелья, среди скал и кустов; остальные же восемьдесят человек собрались на верхнем выступе с целью отрезать путь в проход.
Караван вступил в ущелье; сорок авантюристов, оставив свои посты, должны были спуститься и загородить дорогу охотникам, которые попались бы, как в мышеловку.
Этот незамысловатый план непременно удался бы, если бы Твердая Рука не предупредил вовремя дона Порфирио, который успел принять необходимые меры, чтобы вовремя избежать западни.
Пока дон Порфирио разговаривал со своими дамами, вот что проделали солдаты, находящиеся в арьергарде: отведя лошадей стрелков и охотников к окраине леса, они прикрепили поводья к седлам; потом, наломав массу колючих ветвей, привязали несколько пучков к стременам и оставили их болтаться; остальные же пучки поместили под хвостом каждой лошади; затем стали выжидать.
Вдруг в воздухе пронесся крик опоссума; в тоже мгновение с горы раздались выстрелы, повторяемые эхом пустыни; шум сделался несмолкаемым.
Схватка началась.
Дамы в страхе пододвинулись к дону Порфирио.
— Мужайтесь! — сказал он им и, подняв хлыст, добавил: — Вперед!
Повинуясь этому приказанию, солдаты изо всех сил хлестнули лошадей, и те ринулись в ущелье с головокружительной быстротой; они остервенели от колючек, ранящих их в бока и круп.
На горе произошло настоящее сражение: бандиты, вместо того, чтобы напасть, как они рассчитывали, сами были застигнуты врасплох и думали о том, как бы спастись. Вдруг лошади, доведенные до пароксизма бешенства, прилетели как ураган на вершину ущелья и бросились на бандитов, опрокидывая и давя копытами все, что попадалось им на пути.
Произошел невообразимый хаос; бандитами овладела паника, они стали бросаться с горы. Тогда с обеих сторон ущелья раздался залп выстрелов, и как только лошади умчались, показались стрелки и охотники, и побивая неприятелей из-за скал и кустов, привели их в отчаянное положение.
— Теперь очередь за нами!
— Вперед! — крикнул дон Порфирио.
Двадцать всадников полетели как вихрь, увозя с собой обеих женщин, помертвевших от страха.
Бандиты, выгнанные из засады, бежали в беспорядке по спускам горы, преследуемые выстрелами своих неумолимых врагов.
В ту минуту, когда охотники дона Порфирио вступили в ущелье, их внезапно остановила толпа растерявшихся беглецов, которые сами не знали, куда им деваться.
Эти беглецы, видя, что они преградили солдатам путь, воспрянули духом и стали пробовать пробить себе дорогу во чтобы то ни стало. Все смешалось в беспорядке, напирая друг на друга. Но охотники взяли верх, убив большую часть бандитов и затем опять устремились в ущелье, не взирая на пули, свистевшие над их головами.
Вдруг послышался отчаянный крик доньи Энкарнасьон.
— Дочь моя! Где моя дочь?
Дон Порфирио, оглушенный шумом битвы и ослепленный дымом, в ужасе повернулся на этот душераздирающий крик, слова которого он еще не расслышал. Он подумал, что его жена ранена, взял ее на руки и бесчувственную уложил на седло перед собой, не замедляя хода.
Донья Хесус исчезла!..
ГЛАВА VI. Один из тысячи способов неожиданно встретиться в пустыне
Оставим пока охотников и, посмотрев, что происходило за несколько часов до нашего рассказа, представим читателю новую личность, сына одного из старых и преданных друзей дона Порфирио Сандоса, имя которого уже не раз упоминалось в этой истории.
Дело было еще до восхода солнца; но сова своим зловещим криком уже неоднократно возвещала наступление дня; небо начало светлеть и на краю горизонта показывались сероватые полосы, которые соединялись одни с другими, окрашиваясь всеми цветами радуги. Жизнь начинала просыпаться в глубине лесов и пустынь; в зелени пробегал таинственный шелест; звери боязливо искали себе берлоги, точно сказочные привидения, медленно проходя сквозь кусты, ветви которых трещали под их напором; одним словом, все возвещало пробуждение еще сонной природы.
С вершин высокий гор, освещенных лучами еще невидимого солнца, понемногу спускался свет в долины и ущелья, из которых подымался густой серый туман, образуемый испарениями почвы, исчезающими при первых лучах солнца; это не была уже ночь, хотя день еще не наступал.
Как раз в это время показался всадник, который намеревался проехать мимо горы в Тубак до наступления зноя; он только что обогнул узкую тропинку и собрался спуститься в равнину.
Этот всадник был верхом на прекрасном мустанге, черном как смоль, без единого пятнышка, кроме белой звездочки посреди лба.
Достигнув ущелья, мустанг закивал своей умной головой, навострил уши, начал фыркать и оглядываться с сильным беспокойством, точно человек.
— Успокойся, Негро, — сказал ему хозяин мягким и мелодичным голосом, гладя его по шее, — успокойся, за кустами ничего нет; я их уже давно осмотрел, пойдем-ка дальше!
Разговаривая так со своей лошадью, по-видимому, совершенно спокойно, всадник бросал испытывающие взгляды из-за полуоткрытых ресниц, стараясь, чтобы от него не ускользало ни одно движение в кустах, растущих по краям дороги; а под плащом, небрежно наброшенным на плечи, поглаживал свой пистолет.
Но в действительности опасаться было нечего: стоило ли нападать на одного путешественника? Кругом царила полная тишина.
Когда всадник въехал на равнину, солнце уже показалось на горизонте, расточая золотистые и пурпурные лучи.
Наступил день. Птицы приветствовали его веселым концертом; жизнь пробуждалась; солнце придало грандиозной пустыне спокойствие и величие, составлявшие резкий контраст с почти зловещим видом, принимаемым той же пустыней ночью.
Сделав несколько сотен метров по равнине, всадник вдруг остановился и, выпрямившись в стременах, стал вглядываться в высокую траву, закрывавшую его почти во весь рост вместе с лошадью.
— Я не ошибся, — пробормотал он, — они запрятались с каждой стороны ущелья. Это, должно быть, бандиты, подстерегающие караван. Как тут быть совсем одному?
Он опустил голову на грудь и глубоко задумался, но тотчас же гордо поднял голову.
