Василий Гузик - Не выходя из боя
На первом же совещании председатель Самарской ЧК сказал:
— Постановление Совета Народных Комиссаров от 5 сентября и товарищ Дзержинский требуют от нас решительных действий по отношению к врагам республики. Мы не можем допустить, чтобы убийцы Венцека, нашего Франциска Венцека, разгуливали на свободе. Мы должны найти убийц и подстрекателей и наказать их за преступление.
Вскоре к комиссару ЧК, комната которого находилась на центральном телеграфе, пришла молодая женщина и сказала, что хочет ему что-то сообщить. Волнуясь и путаясь: «Я видела», «Ой, нет, это она говорила», — пришедшая рассказала о кровавых событиях 8 июня.
Комиссар выслушал женщину, дал ей бумагу и попросил все, что она рассказала, написать. Вот что она сообщила.
«Я, служащая телеграфной конторы Волкова, заявляю следующее. Моя подруга 8 июня сего года была на Заводской улице. Там, около клуба коммунистов, собралась большая толпа. Потом она видела, как чехи повели товарища Венцека и еще одного комиссара. Кто-то в толпе начал шуметь, оскорблять комиссаров. Подруга видела в толпе почтово-телеграфного служащего Карцева. Он первый подбежал к Венцеку и ударил его камнем по лицу. Об этом подруга мне рассказала в тот же день. Второй случай произошел со мной лично. Перед приходом чехословаков мне был дан отпуск на три недели, и 9 июня я сидела на пристани Волжско-Камского коммерческого пароходства и ждала парохода в Сызрань. В это время на пристань пришли Карцев и его друг. Увидели меня, подошли. Говорят: «Видно, испугались, удираете из города?». Я пробормотала, что мне бояться нечего, я ни в одной партии не работала, просто еду в отпуск. Карцев говорит: «Теперь комиссарам не вернуться». Я ответила, что это еще посмотрим. Тогда Карцев раскричался, стал говорить мне «ты», пригрозил, что бросит меня в воду, начал обзывать. Потом он подошел к ожидающей парохода толпе, показывая на меня: «Вот сидит большевичка, таких нужно бить». Однако пассажиры не реагировали на это, отворачивались от него. С этими словами Карцев обратился к чешскому часовому, но тот не понимал по-русски и ничего не ответил. При первой возможности я сошла с пристани и спряталась в другом месте».
Волкова путалась в показаниях, не хотела называть подругу, потом заявила, что ее зовут Надя и что она учительница. Позже в беседе в здании ЧК она расплакалась и заявила: «Ладно, буду говорить, как есть». Волкова сообщила, что на Заводской улице в тот день была она сама, видела, как расправлялись с большевиками, но опасалась говорить об этом. Боялась Карцева: он на все способен.
Карцева арестовали. Началось расследование. В разбор дела включился комиссар Озолин.
Тридцатипятилетний чиновник Карцев, бывший губернский секретарь, сначала все отрицал, изворачивался, заявив, что в день прихода чехов сидел дома, так как ухаживал за больной женой. В качестве свидетелей называл доктора Заммеля, проживавшего на Саратовской улице, своего друга Нахбо. Однако эти свидетели в ЧК говорили что-то невнятное, на вопрос о болезни жены Карцева от прямого ответа уклонились.
Опросили других свидетелей. Выяснилось, что после появления в городе белочехов Карцев носил при себе револьвер, угрожал коммунистам Медведеву и Трофимову, пообещав их выдать белой контрразведке. Те вынуждены были скрыться из города.
В ходе следствия было доказано, что Карцев виновен в убийстве. Он первым ударил Венцека, и этот удар послужил для бывших черносотенцев сигналом к расправе над большевиками.
Лавочники старались спасти Карцева от возмездия, всячески выгораживали его. От имени квартального совета собрали подписи под прошением, где описывали «заслуги» Карцева как «товарища председателя» квартального совета, человека, «посвятившего себя заботам об интересах мелкой братии». Однако ничего более убедительного в защиту Карцева привести не могли. Да и большинство подписей при проверке оказались сделанными одной и той же рукой.
Позже в результате кропотливой оперативной работы Самарским ОГПУ были добыты сведения о том, что большевиков Венцека и Штыркина белочехам выдал самарский лавочник Филашев. Другим активным участником убийства был торговец ювелирными изделиями Воронцов.
Начался трудный поиск доказательств. Следователь ОГПУ рассудил так: расправа произошла на Заводской улице (ныне улица Венцека), значит, жители этой улицы, близлежащих домов вольно или невольно могли быть свидетелями происшедшей трагедии. Он пошел по домам, расспрашивал стариков, старожилов, просил припомнить, кто жил здесь в те годы, уточнял, где их можно найти. Нелегко было восстановить картину преступления. Многих возможных участников событий не было в городе: одни с винтовкой в руках пошли преследовать врага да так и не вернулись, другие погибли в застенках контрразведки белых. Многие разъехались, и где они — теперь никто не знал. Все же следователю удалось найти некоторых очевидцев, восстановить по крупицам события тех дней.
Крыловы, например, сообщили, что когда в клуб коммунистов ворвались чехи, Венцек и Штыркин сумели смешаться с толпой, затеряться в ней. Но их заметил Филашев и выдал. Тот же Филашев подбивал толпу расправиться с большевиками. По показаниям другого свидетеля, Филашев подошел к лежавшему на тротуаре около типографии Штыркин у и выстрелил в него из «бульдога».
Воронцова видели в числе первых, кто поднял булыжник и набросился на конвоируемых. Он бил ногами упавших на мостовую избитых Венцека и Штыркина.
Чекисты еще раз восстановили картину расправы.
Белочехи, прорвавшись в город, пошли по Заводской и Панской улицам к клубу коммунистов, где был штаб. Другая группа заняла Хлебную площадь. Клуб оказался окруженным. Венцека и Штыркина повели четыре чешских солдата. Венцек без шапки, в плаще шел спокойно, сохраняя достоинство, не обращая внимания на происходящее вокруг и не замечая сгустков крови на своей черной бороде. Потом он взял под руку Штыркина, заботливо отер с его лица кровь. Первые удары Карцева разожгли звериные страсти лавочников. Толпа неистовствовала, раздавались ругательства и выкрики: «Вот он!». Большинство угроз было адресовано Ивану Штыркину — это он конфисковал обширные домовладения богачей и заселил их беднотой из подвалов.
Около типографии на углу Троицкой солдаты с усмешкой отошли от конвоируемых и толпа набросилась на арестованных. Раздался выстрел. Потом тела убитых увезли на подводе под конвоем чехов.
В это время другая часть лавочников митинговала на площади. Кто-то залез на постамент памятника Александру II и пытался произнести речь. Кто-то сдирал доски, которыми был закрыт памятник.
