Джон Kappe - Достопочтенный школяр
Но, скорее всего, наиболее реальной точкой отсчета можно считать один из субботних дней в середине 1974 года, три часа пополудни, когда к Гонконгу приближался очередной тайфун и город замер в ожидании его яростного натиска. В баре клуба иностранных корреспондентов собралось с десяток журналистов, главным образом из бывших английских колоний, – австралийцы, канадцы, американцы. Они пили и дурачились, страдая от вынужденного безделья. Это было похоже на хор без героя в древнегреческой комедии. Бар находился на тринадцатом этаже. Старые трамваи и автобусы застыли внизу на улицах, покрытых коричневатым налетом строительной ныли и копотью печных труб Коулуна. В небольших бассейнах рядом с высотными зданиями отелей поверхность воды была покрыта рябью начинающегося дождя, предвестника губительного тайфуна. А в мужском туалете, откуда открывался самый лучший в клубе вид на гавань, молодой парень склонился над раковиной, смывая с губ кровь.
Звали его Люк. Люк из Калифорнии, Долговязый теннесист с довольно непредсказуемым поведением. В свои двадцать семь он повидал немало. До вывода американских войск из Южного Вьетнама Люк считался одним из лучших военных репортеров в Сайгоне, в некотором роде – звездой. Если вы знали, что он хорошо играет в теннис, то вам трудно было представить его занимающимся чем-нибудь еще и даже просто в баре за выпивкой. Зато легко было вообразить, как он выходит к сетке и берет труднейший крученый мяч и наносит сокрушительный ответный удар или без особых усилий набирает очки на подаче.
Сейчас, склонившись над раковиной, он думал сразу о нескольких вещах – будто бы от большого количества выпитого и небольшого сотрясения его мозг был разделен, по крайней мере, на две совершенно независимые друг от друга части. Одна часть была заполнена мыслями о девушке по имени Элла из бара Ванчай, из-за которой он дал в челюсть этому нахалу полицейскому, после чего и вынес все неотвратимые и вполне предсказуемые последствия: вышеупомянутый полицейский чин, старший инспектор Рокхерст, (известный также как Рокер), отдыхавший после своих подвигов в баре, нанес Люку несколько великолепных ударов по ребрам (не говоря о лице). Вторая половина мозга старалась сосредоточиться на том, что же сообщил ему китаец, у которого он снимал квартиру. Он приходил сегодня утром с жалобой на то, что Люк очень громко включает граммофон, и потом остался выпить пива.
Китаец явно сказал что-то, из чего может получиться отличная сенсация. Но что это было?
Люка снова вырвало. Он отошел от раковины к окну. Джонки были укрыты за волнорезами и хорошо закреплены на стоянках. Паром «Стар Ферри» не ходил. Старый английский фрегат стоял на якоре – в клубе поговаривали, что английское правительство решило его продать.
– Фрегату неплохо бы выйти в открытое море, – пробормотал Люк, наткнувшись в затуманенном мозгу на обрывки познаний в мореплавании, приобретенных во время журналистских странствий. – Фрегаты во время тайфуна должны выходить в открытое море. Да, сэр, именно так.
Холмы, над которыми нависла огромная масса черных туч, казались серо-стальными. Шесть месяцев назад при виде подобной картины он завизжал бы от удовольствия. Тогда, после Сайгона, буквально все здесь приводило его в неописуемый восторг: гавань, шум и грохот города, даже небоскребы, напоминающие карточные домики, взбирающиеся по склону холма от берега к Пику. Но сегодня он иначе смотрел на чопорный и самодовольный богатый английский город на скале. Тон там задают упитанные торговцы, не видящие собственного живота, главная цель которых отхватить кусок пожирнее. Теперь колония стала для Люка тем же, чем уже давно была для всей прочей журналистской братии: аэропорт, телефон, прачечная, кровать. Изредка – правда, всегда ненадолго – женщина. Сюда все надо было привозить из других мест, даже впечатления. Что касается воин, которые так долго были неотъемлемой частью его жизни, без которой Люк не мыслил своего существования, то они были ничуть не дальше от Гонконга, чем от Лондона или Нью-Йорка.
– Ну как, парень? Выживешь? – спросил лохматый и небритый, похожий на ковбоя канадский журналист.
В свое время они вместе ощутили на себе все прелести наступления войск «Патет – Лао»
– Спасибо за заботу, дорогой, я в полном порядке, – ответил Люк, до предела утрируя английский акцент.
Он решил, что ему действительно очень важно вспомнить, что же такое сказал ему Джейк Чиу утром за бутылкой пива. Вдруг его словно озарило.
– Я вспомнил! – закричал он. – Господи, Ковбой, я же вспомнил! Ай да Люк! Ай да молодчина! Вспомнил! Моя голова! Отлично работает! Эй, люди, послушайте Люка!
– Брось, – посоветовал Ковбой. – Сегодня никто из них не будет тебя слушать. Полная безнадега, парень. Брось, нечего даже питаться.
Но Люк пинком распахнул дверь и ворвался в бар, широко размахивая руками.
– Эй, люди! Послушайте!
Ни одна голова не повернулась.
Люк приложил ладони рупором ко рту:
– Слушайте, вы, лодыри и пьяницы! У меня есть новости. Это просто фантастика. (Две бутылки шотландского виски вдень – и тем не менее голова работает потрясающе.) – Люк схватил пивную кружку и постучал ею по стойке бара. Но даже тогда никто, кроме Карлика, не обратил на него ни малейшего внимания.
– Ну, так что же случилось, Люк? – прогнусавил Карлик, растягивая слова в стиле нью-йорского артистического квартала Гринвич Вилледж. – Неужели Большой My опять страдает от икоты? Я этого не перенесу.
Большим My на жаргоне клуба назывался губернатор Гонконга. Карлик же был главой корпункта, в котором работал Люк, – мешковатый, всегда угрюмый и растрепанный человечек – черные пряди волос всю дорогу падали ему на лицо. Карлик обладал удивительной способностью незаметно появляться рядом с вами. Год назад два француза чуть не убили его за случайную реплику о том, из-за чего же пошла вся эта заварушка во Вьетнаме. Они завели его в лифт, сломали ему челюсть и несколько ребер, а потом бросили на первом этаже, вернувшись допивать. Некоторое время спустя примерно так же Карлика отделали австралийцы – он по-глупому задел их, сказав что-то о чисто символическом участии Австралии в военных действиях. Не стоило намекать, что Канберра договорилась с президентом Джонсоном о том, что австралийских парной не будут забирать из Ванг Тау – настоящего курорта, в то время как американцы везде воевали всерьез. В отличие от французов австралийцы не потрудились даже посадить Карлика в лифт. Они просто избили его и не прекратили даже, когда он упал. После этого тот научился в определенные моменты держаться подальше от некоторых людей. Например тогда, когда над Гонконгом висит густой туман. Или когда воду дают только на четыре часа в день. Или в субботу, когда надвигается тайфун.
Вообще же посетителей в клубе было не так уж много. Корреспонденты суперкласса из соображений престижа держались в стороне. Нескольких бизнесменов привлекала особая атмосфера, возникавшая здесь благодаря журналистам; кого-то из девушек интересовали мужчины. Пара телевизионщиков вернулась после турпоездки по полям сражений. В своем обычном углу с кружкой в руке сидел внушающий благоговейный страх Рокер – старшин инспектор полиции, побывавший и в Палестине, и в Кении, и в Малайе, и на островах Фиджи. В руке со слегка покрасневшими костяшками пальцев неутомимый вояка сжимал субботний номер «Саут Чайна морнинг пост». Про Рокера говорили, что он приходит сюда для того, чтобы хоть немного приобщиться к особой касте журналистов. За большим столом в центре (который в будние дни занимали исключительно представители «Юнайтед Пресс Интернэшнл») развалившись сидели люди, называвшие себя членами Шанхайского молодежного баптистско-консервативного клуба любителей игры в кегли, под председательством веснушчатого старины Кро из Австралии. Их субботний турнир всем обычно доставлял огромное удовольствие – соревновались в том, кто лучше бросит скрученную жгутом салфетку в бутылки на стойке. Каждый раз, когда одному из них это удавалось, участники соревнований покупали победителю «мишень», а затем помогали ее выпить. Но сегодня игра шла без обычного огонька. Некоторые члены клуба ни разу не потрудились метнуть салфетку. Именно эту группу Люк выбрал в качестве аудитории.
– А-а, знаю, от икоты страдает жена Большого My! – продолжал Карлик. – От икоты страдает кобыла жены Большого My! От икоты страдает конюх, который ухаживает за кобылой жены Большого My! Нет, наверное…
Большими шагами Люк подошел к центральному столу и вспрыгнул прямо на середину. Стол слегка затрещал, несколько стаканов разбилось, а сам Люк стукнулся головой о потолок. Полусогнутый, на фоне выходящего на юг окна, он казался каким-то непропорционально большим. Сквозь окно просвечивал густой плотный туман, силуэт Пика в тумане был едва различим. На первом же плане царил «гигант» Люк. Но сидящие за столом, как будто не замечая его, продолжали метать импровизированный снаряд. Только Рокер взглянул на Люка и, послюнявив палец, перевернул страницу, снова углубившись в изучение комиксов.
