Александр Потапов - Хранитель Времени
В беседах под пиво Александр становится почти философом, часами разглагольствуя на темы прошлой жизни. Мне кажется, он до сих пор живёт воспоминаниями. Интересно наблюдать за другом со стороны. Нас свела вместе неистребимая любовь к фантастике, хотя разность вкусов присутствовала всегда. К примеру, для Саши «День триффидов» – начало и конец современной фантастической прозы, у меня же к этой книге отношение несколько другое. Это тема наших бесконечных споров, но ведь только в них и рождается истина.
Невысокого роста, с аккуратным ёжиком светлых волос, он единственный в нашей дружной компании одевается с чёткой претензией на изысканность. Когда он на людях, его манеры и облик вполне соответствуют имиджу руководителя солидной конторы. Я не сильно заморачиваюсь на эту тему, но думаю, до крупной компании его фирме ещё долго расти и крепнуть. Последний штрих к портрету – это изящные очки, придающие облику Потапова лёгкий налёт интеллигентности. К этому стоит добавить оригинальность его рассуждений о жизни. Чего стоит его «личная машина времени»! Кавычки проставлены не зря – это образное выражение. На самом деле, машина времени – это мозг, хранящий бездну информации и богатое воображение. Мне нравится его теория.
По его мнению, воспоминания делятся на несколько видов. Первый – ностальгия чистой воды, когда воспоминания замешаны на желании вернуть то время, которое ушло безвозвратно. Мы мечтаем его вернуть, именно вернуть. Второе, назовём этот вид техническим, – просто воспоминания, без эмоций, тупое перелистывание страниц жизни. А третий тип – воспоминания с лёгкой грустью об ушедшем, без желания вернуть или повторить, с пониманием того, что всё прожитое, хорошее и плохое есть твоя жизнь, твоё богатство, которое принадлежит только тебе самому и никому другому. Ценность таких воспоминаний ещё и в их личной принадлежности, поскольку первые два вида предполагают их озвучивание, а значит и стороннюю оценку, а воспоминания третьего типа не нуждаются в этом.
Он долго мог рассказывать о дорогих его сердцу людях, вспоминая не их образы, не моменты из жизни, не их поступки и слова, а всего лишь мгновения: запомнившийся взгляд, чаще грустный, поворот головы, жест, а иногда только свои ощущения в те дни, когда они были рядом. Слушая эти повествования, я подумал, что Сашка и сейчас там живёт шестилетним пацаном...
* * *… В десять-пятнадцать первый поезд спешил из Чусовской в Бакал. Короткая остановка, и немногочисленные пассажиры торопливо занимают места в вагонах. – Папа, купи мопед! – кричит Саня, надеясь на чудо.
Впрочем, он хорошо понимал, что, и были бы деньги, отец мопеда не купит. И дело не в том, что богато в те годы никто не жил, а в каком-то почти маниакальном желании отца оградить сына от автокатастрофы. Правда, однажды мечта заиметь своё транспортное средство почти сбылась. Отец Александра по своей натуре был настоящим русским мужиком – щедрым до расточительства, мог на последние деньги купить ребёнку понравившуюся игрушку, не задумываясь о том, как дожить до очередной получки.
Почти сбывшаяся мечта о мопеде обрела очертания магнитофона, к слову сказать, вещи, гораздо более редкой в те времена. Компактный кассетный магнитофон на батарейках собирал около владельца толпу: все хотели послушать музыку по собственному выбору, оставив однообразие программ радио и телевидения того времени.
От Сказа до Морозкиной всего-то километров пять. Крохотная речушка известна своим непредсказуемым характером. Кристально чистая вода до того холодна, что немногим отличается ото льда. В обычное время и речи не идёт о том, чтобы искупаться в ней, но, стоит пройти сильному ливню, как Морозкина разливается и ненадолго становится тёплой; этот момент стоит ловить. С рассказа о купании всё и началось.
Летом сказовская ребятня сходит с ума от безделья. Конечно, никто не отменяет их обычный мильон дел по хозяйству, но такие труды бесконечны, и урвать от этой вереницы несколько часов желание вполне естественное. Только нужно куда-то смыться, подальше от родительских глаз, а не играть около дома, опасаясь отцова ремня. Всех тянет в лес, подальше от взрослых. Хочется ненадолго почувствовать себя первооткрывателями, вольными стрелками. Видимо, поэтому тайные походы становятся для ребят некой отдушиной.
Братва после долгого обсуждения назначает день и час похода. Сразу закипают сборы. К мероприятию принято относиться серьёзно: аппетит в лесу, на свежем воздухе, во-истину волчий и, чем больше будет запасов, тем лучше. Кто урвал дома кусок хлеба, кто картошки, есть соль и лук, в карманах находится место спичкам и рыболовным снастям. Назначив встречу за станцией, ребятишки добираются туда по одному, по двое.
Наконец все в сборе. Лес вокруг деревни чистый, кругом сенокосные угодья – иди в любую сторону, но интереснее к Морозкиной – там глухомань, людей не встретишь, да и ходу-то не более часа. Для молодых ног это не вопрос, и очень скоро на берегу трещит костёр, а пара наиболее удачливых в рыболовных делах пацанов отправлена на промысел. Впрочем, и остальные не сидят без дела. Прожорливое пламя постоянно требует дровишек, поэтому все свободные шарят между деревьями и охапками таскают хворост к костру. Чуть позже, вывалив у ручья собранную по дворам картошку, мальчишки в шесть ножей быстро чистят её.
Вода кипит вовсю, когда на горизонте появляются рыбаки. Улов небольшой и к тому же одна мелочёвка, но и этого хватает с лихвой. Перочинные ножи, гордость каждого пацана, ловко потрошат рыбу, и она сразу же отправляется в котёл. Следом летит всё остальное, и вскоре к дыму костерка добавляется мощный аромат ухи. У нагулявшей аппетит пацанвы текут слюнки. Какое же это пиршество на свежем воздухе у костерка! Только ложки сверкают, разнося по желудкам ароматное варево.
Ливень хлынул внезапно. Вмиг потемнело, засверкало и загрохотало. Крупные капли дождя гонят шумную компанию под деревья: там для таких случаев в готовности большой шалаш. Дождь настолько силён, а громовые раскаты гораздо громче обычного, что вызывают у Саньки мысль о конце света. Впрочем, компания и не думает паниковать, все балагурят, смеются, а самые большие пацаны важно закуривают ворованные у отцов папиросы. Гроза быстро заканчивается, и выглянувшее солнце зовёт купаться. Пока стекает с гор дождевой поток, небольшая речушка разливается, образуются затоны и даже приличные омуты со стоячей водой; в них можно прекрасно понырять на время, поиграть в «ляпы», – короче, оставить воде неуёмную энергию детства.
Сашка, поплюхавшись всласть, идёт по течению, выбирая в размытой гальке красивые камешки, и совершенно неожиданно замечает, что речка сильно обмелела; вот только что была полноводной, а тут, после омута, лишь небольшой ручеёк. Фокус в том, что вода уходит неизвестно куда. Поначалу он внимание на это особо не обратил – ведь вдоль речки расположена целая система карстовых пещер: туда, наверное, утекла – вывод банален. Тем более, что на другой речке такое тоже не в диковинку, правда, там вода уходит вся, до капли, чтобы через десять километров выйти из земли и образовать ключ. Но почему в одном месте уходит вся вода, а в другом нет? Санька на этот счёт не стал заморачиваться, но на ус намотал.
