Жюль Верн - Удивительные приключения дядюшки Антифера
Там лежали три окованных обручами бочонка, о которых уже упоминалось выше. Несколько мгновений незнакомец, наклонившись над люком, стоял неподвижно, словно вид этих бочонков гипнотизировал его. Потом, выпрямившись, он прошептал:
— Нет… довольно колебаний! Если мне не удастся найти неизвестный островок, чтобы закопать эти бочки, я лучше выброшу их в море!
Он вновь прикрыл люк ковром и поднялся по трапу на мостик.
Было пять часов дня. Погода нисколько не изменилась. Небо было покрыто легкими облаками. Слегка накренившись под слабым бризом, шхуна, идя левым галсом, оставляла позади себя тонкую кружевную струю, которая растворялась в плещущихся волнах.
Человек в бурнусе обвел медленным взглядом линию горизонта, резко прочерченную на светлой лазури. С высоты мостика, где он стоял, любая средняя возвышенность могла бы быть видимой на расстоянии четырнадцати или пятнадцати миль.
Но ничто не прерывало ровной линии, отделяющей небо от воды.
Капитан, приблизившийся к незнакомцу, был встречен неизменным вопросом:
— Ничего?..
На что последовал тот же неизменный ответ?
— Ничего, ваша светлость…
В течение нескольких минут человек в бурнусе молчал. Потом он присел на скамью, а капитан шагал взад и вперед по мостику, направляя подзорную трубу в разные стороны горизонта.
— Капитан! — вновь обратился к нему путешественник, отведя взор от горизонта.
— Что угодно вашей светлости?
— Точно знать, где мы находимся. Капитан развернул морскую карту на широком планшире[9].
— Вот здесь, — сказал он, указывая карандашом точку в пересечении меридиана и параллели.
— На каком расстоянии от этого острова… на востоке?
— В двадцати двух милях.
— А от этой земли?
— Приблизительно в двадцати шести.
— Никто на шхуне не знает, где мы сейчас плывем?
— Никто, ваша светлость, кроме вас и меня.
— И даже какое море мы пересекаем?..
— За время нашего плавания судно столько раз меняло курс, что даже самый опытный моряк не смог бы сказать, где мы находимся.
— Так почему же злая судьба мешает мне найти остров, ускользнувший от мореплавателей? Если не остров, то хотя бы маленький островок или заброшенную скалу, о существовании которой знал бы только я один! Там и зарыл бы я свои сокровища… И мне было бы достаточно нескольких дней, чтобы взять их оттуда, когда придет время, если оно только наступит!..
Сказав это, незнакомец снова погрузился в задумчивость. Склонившись над абордажной сеткой[10], он долго смотрел в воду, такую прозрачную, что взгляд проникал на глубину более восьмидесяти футов. Затем, порывисто обернувшись, он воскликнул:
— Вот… вот эта бездна!.. В нее я и брошу мои богатства!..
— Ваша светлость! Она никогда их вам не вернет!
— Уж лучше потерять сокровища, чем отдать их врагам или негодяям!
— Как будет угодно вашей светлости.
— Если сегодня до наступления темноты мы не встретим в этих водах неизвестный остров, все три бочонка будут выброшены в море.
— Слушаюсь! — ответил капитан и приказал держать против ветра.
Незнакомец вернулся на мостик и, облокотившись на планшир, снова вернулся к обычному для него состоянию задумчивости.
Солнце быстро садилось. В этот день, 9 сентября, за две недели до равноденствия[11], солнечный диск скрылся на той точке горизонта, которая привлекла внимание капитана. Не находился ли в том направлении какой-нибудь высокий мыс, соединенный с прибрежной полосой континента или с островом? Маловероятное предположение, так как в этих водах, часто посещаемых торговыми кораблями и, следовательно, хорошо знакомых мореплавателям, карта не указывала никакой земли на пятнадцать — двадцать миль в окружности.
А вдруг найдется все же какой-нибудь одинокий утес или подводный камень, вздымающийся на несколько туазов[12] над поверхностью волн, чтобы послужить тем самым хранилищем сокровищ, которое так долго и тщетно отыскивал этот удивительный человек? Но ничего похожего не значилось на морских картах, дающих очень точное представление об этой части моря. Даже самый маленький островок, окруженный полосой бурунов — этими искрящимися снопами водяной пыли, — не ускользнул бы от пытливых взоров исследователей. Они не преминули бы нанести на карты его точное географическое положение. Вот и сейчас, сверяясь со своей картой, капитан готов был с полной уверенностью утверждать, что на всем обширном пространстве, которое охватывал его глаз, не было даже и подводного камня.
«Мираж!» — подумал он, вторично направив трубу на подозрительный участок. Действительно, в объективе не отразилось сколько-нибудь ясных очертаний.
Именно в этот момент (было шесть часов с минутами) горизонт словно начал поглощать солнечный диск, который, если верить тому, что некогда говорили иберийцы[13], погружается в море со стоном.
При заходе, как и при восходе солнца, преломление лучей еще оставляет его видимым в то время, когда оно уже исчезло за горизонтом. Его косые блестящие лучи, отброшенные на поверхность волн, вытягивались длинными полосами с запада на восток. Последняя рябь, похожая на огненные точки, дрожала под дуновением слабеющего ветра.
И это мерцание тотчас же угасло, когда верхний край диска, коснувшись линии воды, отбросил зеленый луч[14].
Корпус шхуны тотчас же потемнел, а высокие паруса окрасились в пурпурный цвет.
И, когда завеса мрака опустилась над морем, с фок-мачты[15] вдруг раздался голос:
— Оэ-э!
— Что там такое? — спросил капитан.
— Впереди справа по борту земля!
Да, земля, и в том самом направлении, где несколько минут назад капитану почудились какие-то смутные очертания! Значит, он не ошибся!
Услышав крик с наблюдательного поста, вахтенные бросились к борту и стали смотреть на запад. Капитан с подзорной трубой на перевязи, перекинутой через плечо, схватился за ванты[16] грот-мачты[17], ловко вскарабкался по ним, сел верхом на рею и, приставив окуляр к глазам, стал осматривать горизонт в указанном направлении.
Марсовой[18] не ошибся. На расстоянии примерно в шесть-семь миль над водой возвышался островок; темные линии его обрисовывались на алеющем горизонте.
Этот островок можно было принять скорее за обыкновенный риф средней высоты с верхушкой, окутанной серными парами. Будь это полвека спустя, ни один моряк не усомнился бы, что видит перед собой просто клубы дыма, выходящие из труб океанского парохода. Но в 1831 году трудно еще было предвидеть, что появятся когда-нибудь гигантские машины, способные бороздить океанские воды по всех направлениях, не считаясь с погодой.
