Григорий Славин - Имею право сходить налево
И ведь самое главное, что все это известно изначально, с самой первой секунды. С первого проникновения аромата ее духов в твои ноздри и твоего «здравствуйте» в ее уши. Собственно, еще и запах духов толком не донесся, а только ты встаешь в вагоне рядом с женщиной, и слова еще друг другу не сказали, не тронулись рукавами ни единожды, а уже оба знаете, что любить друг друга будете, не пройдут и сутки. Как в последний раз – от всей души и дотла. И что вы думаете? Никто не ошибся. Так и вышло: и – дотла, и – от всей души, и – в последний раз. Есть во всех нас что-то от видящих будущее.
Но вот этой, стоя и в семь утра читающей Артюра Рембо, нужно непременно что-то умное сказать. На «мы раньше не встречались?» таких не берут. На «мы раньше не встречались?» они отвечают «мы раньше нигде не встречались» – и с хладнокровием наемного убийцы дочитывают катрен.
Внесли меня фаны и тут же успокоились. Выбросив руку в нацистском приветствии, зацепился я за поручень и добрался до чтицы. Сразу так потянуло романтично. То ли «Жо Дэ», то ли «Каприз». Окутало. Понесло. Встал рядом, попытался заглянуть в текст.
Так и есть – французский. Так и есть – стихи. Как-то сразу стало тревожно. Я и стихи – сочетание в принципе малоубедительное, а я и стихи на французском языке – это и вовсе что-то странное. Как Светлана Хоркина и Государственная дума. Успокаивает лишь то, что будет время как следует подготовиться.
– Жарища, – сказал я так, чтобы ей сразу понятно было, что это я именно ей сообщил, а не бабушке, что сидит подо мной и смотрит как сова.
Она оторвала взгляд от французской поэзии и посмотрела на меня, как смотрят педиатры на вошедшего к ним на прием взрослого мужчину. И зачиталась с еще большим интересом.
– А вы знаете, – заговорил я, – минувшая зима была самой холодной за последние пятьдесят лет. А наступившее лето обещает быть самым жарким за последние семьдесят. Хотите пепси?
– Хочу.
Голос мне понравился.
Протиснувшись, я дотянулся до кнопки под табличкой «Связь с машинистом».
– Две баночки пепси во второй вагон, пожалуйста! – так кричат в шахту после взрыва, чтобы выяснить, остались ли живые.
Зеленые глаза потухли. Разочаровал. Зато я рассмешил стоящего у дверей бомжа. И чем громче он хохотал, тем грустнее становилось лицо чтицы. Моя информированность синоптика была для нее интереснее статуса придурка. Глупая шутка, согласен. Это могли бы подтвердить и десяток свидетелей вокруг нас.
«Станция «Сокол», – и колеса застучали реже, увеличивая давление в вагоне. Я прижался к будущей партнерше так, чтобы и по-хамски не выглядело, и было ясно, что удержаться мог, но не захотел. Коснулся.
Толпа свалила, толпа завалила.
– Два пепси кто заказывал? Побыстрее, пожалуйста! – и мужчина лет сорока, прилично одетый, с портфелем, бросает взгляд на украшенное «Тиссо» запястье.
Я люблю эти мгновения. В эти секунды восемь женщин из десяти ответят тебе «да», если сразу за появлением прилично одетого джентльмена с двумя банками пепси в руке ты скажешь: «Выходи за меня?» Оставшиеся две промолчат в ответ, поскольку с мужьями.
– Я заказывал. Сколько с меня?
– Сто, – приняв от меня сотню, мужчина вручает мне банки и успевает покинуть вагон за мгновение до смыкания дверей.
– Ни хрена себе, – прохрипел бомж.
Дотянувшись грязным пальцем до кнопки, он нажимает ее, безумец, и чего-то ждет. Зеленовзглядая не сводит с него настежь распахнутых глаз.
«Говорите», – раздается в динамике.
– Пива… «Балтику»… Троечку… Одно…
«Кириешки? Копченый лосось?» – доносится из динамика.
Горемыка смотрит на меня. Я киваю.
– Сырную палочку… если есть…
«Конечно, есть. Никуда не уходите. Сейчас принесут».
«Следующая станция «Войковская»…
– А вы до какой едете? – интересуюсь я у зеленоглазой.
– До «Речного вокзала», – тихо отвечает она, принимая дышащую резкостью жесть.
– До конечной, значит, – говорю я, отхлебывая из своей. Дотягиваюсь до кнопки. – До конечной без остановок, пожалуйста!
– То есть как это без остановок?! – это та часть толпы взбунтовалась, у которой с мозгами проблема.
– Мне на «Водном стадионе» выходить, как это без остановок?! – взревела минотавром размером с минотавра тетка.
– Что вы себе позволяете, молодой человек?! – доселе сохранявший академическое хладнокровие профессор в очках ринулся к переговорному устройству. Вдавив кнопку так, что другой конец ее появился, наверное, снаружи вагона, он зачастил мелко и гневно:
– Никаких без остановок, товарищ! Следуйте по расписанию! Люди на работу опаздывают! Чтобы на каждой, на каждой!..
«Второй вагон, вы что там, спятили, что ли?» – раздается из динамика.
Зеленоглазая, давясь смехом, вдруг роняет мне голову на плечо. Ч-черт, приятно… Приятно не потому, что у меня получается, а приятно оттого, что она голову как-то уронила, словно все прощая. Прощая, что уйду, придумав глупость и пообещав позвонить. Прощая, хотя ничего еще и не было, но ей очень хочется, чтобы было.
На «Речном вокзале» мы вырвались из толпы. Хохоча и расплескивая пепси, она то припадала к моей руке, за которую держалась, то запрокидывала голову, отчего рыжие волосы ее взметались костром.
– Приходи сегодня ко мне вечером?
Обычно подобные предложения делаю я. Дуры тут же интересуются: «А что у тебя интересного?» То есть они как бы не догадываются, что я не экскурсовод Алмазного фонда, но все равно спрашивают. «У меня есть коллекция винила с Реем Чарльзом, – в таких случаях отвечаю я. – Такой нет ни у кого в Москве». – «А-а, – успокаивается она, представления не имея, кто такой Рей Чарльз. – Так интересно», – говорит и идет ко мне, ни разу потом не вспомнив о слепом вокалисте. То есть вот это противоречие: звал негра слушать, а сам оттрахал – как бы превращает ее в жертву.
– А что у тебя интересного? – спрашиваю я.
Не то чтобы я хочу почувствовать себя жертвой. Просто интересно, что она ответит. Если: «Будем при свечах читать де Ламартина», – все в порядке.
– У моего брата сегодня день рождения, а их квартиру затопило. Вот они и решили отпраздновать у меня. Придешь?
Тоже ничего.
– Конечно, приду. Если адрес дашь.
Она фыркнула и выхватила из сумочки блокнот.
– В семь! – она махнула рукой, демонстративно отхлебнула из банки, показала мне большой палец и убежала.
Странное чувство овладело мной. Я хотел ее и до этого. Но не так необоримо.
– Ну, что, вечер у тебя сегодня занят?
Антоныч подошел и поднял руку. Я подставил ему ладонь, и он по ней шлепнул.
