Марк Твен - Банковый билет в 1.000.000 фунтов стерлингов
Я просидѣлъ добрую минуту ошеломленный и ослѣпленный видомъ этого билета, прежде чѣмъ пришелъ въ себя. Первое, что я замѣтилъ тогда, былъ хозяинъ трактира. Глаза его были устремлены на билетъ и онъ весь окаменѣлъ отъ изумленія. Вся его фигура выражала обожаніе, но, казалось, онъ не въ состояніи былъ пошевельнуть ни рукой, ни ногой. Въ одно мгновеніе во мнѣ вернулось присутствіе духа и я сдѣлалъ единственно разумную вещь, которую слѣдовало сдѣлать. Я протянулъ ему билетъ и безпечно сказалъ:
— Пожалуйста, размѣняйте мнѣ его.
Тутъ и онъ пришелъ въ себя и сталъ разсыпаться въ извиненіяхъ, что не въ состояніи размѣнять этотъ билетъ, и я не могъ добиться, чтобъ онъ прикоснулся къ нему. Онъ просилъ позволенія посмотрѣть на него и глядѣлъ на него, не могъ наглядѣться; казалось, онъ не могъ достаточно насытить свои глаза созерцаніемъ этого билета, но онъ боялся прикоснуться къ нему, словно это было нѣчто слишкомъ священное для рукъ обыкновеннаго смертнаго. Я сказалъ ему:
— Мнѣ очень жаль, если это васъ затрудняетъ, но я настоятельно прошу васъ размѣнять мнѣ этотъ билетъ, такъ какъ со мной нѣтъ другихъ денегъ.
Но онъ возразилъ, что это ничего не значитъ; онъ былъ готовъ оставить эту бездѣлицу за мной до другого раза. Я возразилъ, что можетъ быть очень долго мнѣ не придется быть снова въ его мѣстахъ; но онъ сказалъ, что объ этомъ не стоитъ говорить, онъ можетъ подождать, да кромѣ того, я могу имѣть у него все, что мнѣ потребуется, во всякое время, а уплата по счету останется за мной на такой долгій срокъ, какой мнѣ будетъ угодно. Ужь разумѣется, сказалъ онъ, онъ не боится оказать кредитъ такому богатому джентльмену, какъ я, только потому, что я по своему веселому нраву, желая потѣшиться надъ людьми, обратился въ такую одежду. Тѣмъ временемъ въ трактиръ вошелъ другой завсегдатай и трактирщикъ намекнулъ мнѣ, что надобно спрятать чудовищный билетъ съ глазъ долой; затѣмъ, вплоть до самыхъ дверей, онъ не переставалъ кланяться, а я тотчасъ же направился къ тому дому и къ тѣмъ братьямъ, чтобы исправить ошибку ихъ прежде, чѣмъ полиція будетъ послана за мною въ догонку и заставитъ меня сдѣлать это. Я находился въ сильномъ нервномъ возбужденіи и въ самомъ дѣлѣ я страшно испугался, хотя разумѣется вины за собою никакой не чувствовалъ, но я зналъ людей достаточно хорошо, слѣдовательно, понималъ, что разъ братья увидятъ, что дали оборванцу-рабочему банковый билетъ въ милліонъ фунтовъ стерлинговъ вмѣсто билета въ одинъ фунтъ, то придутъ въ неистовое бѣшенство противъ него, вмѣсто того, чтобы разсердиться, какъ бы слѣдовало, на свою собственную близорукость. Когда я подошелъ къ дому, возбужденіе мое слегка улеглось, — здѣсь царила полная тишина; это убѣдило меня, что они еще не успѣли обнаружить свой промахъ. Я позвонилъ. Появился тотъ же лакей. Я спросилъ у него объ этихъ джентльменахъ.
— Они уѣхали.
Это было сказано надменнымъ, холоднымъ тономъ людишекъ его званія.
— Уѣхали? Куда уѣхали?
— Путешествовать.
— Да куда именно?
— Кажется, на континентъ.
— На континентъ?
— Да, сэръ.
— Какимъ путемъ… по какой дорогѣ?
— Не знаю, сэръ.
— Когда вернутся они назадъ?
— Говорили, черезъ мѣсяцъ.
— Цѣлый мѣсяцъ! О, это ужасно! Дайте мнѣ хоть какое нибудь указаніе, куда мнѣ имъ написать. Это въ высшей степени важно.
— Право, не могу. Я совсѣмъ не знаю, куда они уѣхали, сэръ.
— Ну такъ я долженъ повидать кого нибудь изъ ихъ семейства.
— Семейство ихъ также въ отъѣздѣ; уже нѣсколько мѣсяцевъ за границей… въ Египтѣ и въ Индіи, что-ли.
— Любезный, тутъ произошла ужасная ошибка. Они вернутся назадъ раньше наступленія вечера. Пожалуйста, скажите имъ, что я заходилъ сюда и буду заходить, пока все не будетъ исправлено, и что имъ нечего безпокоиться.
— Я скажу имъ, если они вернутся, только я не жду ихъ. Они говорили, что черезъ часъ вы придете сюда и будете разспрашивать, а мнѣ велѣли сказать вамъ, что они пріѣдутъ сюда въ должное время и будутъ ждать васъ.
И такъ мнѣ оставалось покориться ихъ рѣшенію и уйти. Какъ все это было загадочно! Я просто готовъ былъ сойти съума. Они будутъ здѣсь «въ должное время». Что бы это значило? О, письмо объяснитъ мнѣ это, быть можетъ. Я позабылъ о письмѣ, я вынулъ его и прочиталъ. Вотъ что въ немъ говорилось:
«Вы человѣкъ интеллигентный и честный, какъ это каждый замѣтитъ по вашему лицу. Мы догадались, что вы бѣдны и чужестранецъ. Въ письмѣ этомъ вы найдете извѣстную сумму денегъ. Она отдается вамъ въ займы на тридцать дней безъ процентовъ. По прошествіи сказаннаго времени обратитесь въ этотъ же домъ. Я держу пари насчетъ васъ. Если я его выиграю, вы получите такое мѣсто, какое только будетъ въ моемъ распоряженіи, т. е., всякое мѣсто, которое вы окажетесь способнымъ занять по своимъ знаніямъ и опытности».
Ни подписи, ни адреса, ни числа.
Ну и было же тутъ надъ чѣмъ поломать свою голову! Читателю уже извѣстно, что предшествовало всей этой исторіи, но я-то самъ ничего не зналъ. Для меня это была глубокая темная загадка. Я не имѣлъ ни малѣйшаго понятія о сущности ихъ пари, не зналъ, имѣло-ли оно цѣлью причинить мнѣ вредъ, или сдѣлать добро. Я отправился въ паркъ и присѣлъ тамъ на скамейку, чтобы обдумать хорошенько все случившееся и обсудить, какъ мнѣ лучше всего поступить.
Черезъ часъ размышленія мои приняли форму слѣдующаго окончательнаго рѣшенія.
Быть можетъ, люди эти желаютъ мнѣ добра, а быть можетъ, они хотятъ сдѣлать мнѣ зло; вопросъ этотъ неразрѣшимъ, поэтому оставлю его въ сторонѣ. У нихъ какой-то замыселъ, либо планъ или опытъ, — въ чемъ онъ заключается, невозможно опредѣлить, а потому нечего и останавливаться на этомъ пунктѣ. Обо мнѣ держатъ пари, узнать, въ чемъ оно состоитъ, невозможно — оставлю и этотъ вопросъ въ сторонѣ. Тутъ можетъ быть безконечное множество предположеній; остатокъ же всей суммы этихъ комбинацій представляетъ нѣчто осязаемое, прочное, и можетъ быть классифицированъ и опредѣленъ съ полною точностью. Если я попрошу англійскій банкъ записать этотъ билетъ на кредитъ человѣка, которому онъ принадлежитъ, банкъ сдѣлаетъ это, такъ какъ знаетъ этого человѣка, хотя я его и не знаю; но у меня спросятъ, какимъ образомъ билетъ этотъ попалъ въ мои руки, а если я разскажу правду, меня засадятъ всенепремѣнно въ домъ для умалишенныхъ; соври я — мнѣ не миновать тюрьмы. Тотъ же результатъ получится, вздумай я помѣстить этотъ билетъ во всякій другой банкъ, или занять подъ него деньги. Волей-неволей я не могу освободиться отъ этого громаднаго бремени, пока не вернутся эти люди. Билетъ этотъ безполезенъ для меня, все равно, что горсть пепла, а между тѣмъ я долженъ беречь его, стеречь его, тогда какъ мнѣ надобно снискивать себѣ пропитаніе. Я не могу никому его передать, потому что ни одинъ честный гражданинъ или благомыслящій человѣкъ не захочетъ ни за что принять его на свою отвѣтственность или вообще вмѣшаться въ это дѣло. Интересамъ же этихъ братьевъ не угрожаетъ никакая опасность.
