Дарья Кузнецова - Боги глубокого космоса (СИ)
Собачья, честно говоря, работа.
Подобные философские мысли блуждали в моей голове, не отвлекая от важного дела. Невообразимо скрючившись и раскорячившись, я полулежал, полувисел на страховке в техканале и ковырялся в корабельных мозгах. Настроение, несмотря на общую бестолковость и даже почти безнадёжность положения, было невозмутимо-благодушным.
А ведь я ему говорил, что именно этим всё закончится! На последнем техобслуживании говорил, что система навигации ни к чёрту, что коротнуть может в любой момент, что тот факт, что она ещё работает, можно считать чудом. Наш Гудвин, один из толковейших «богов» во всей службе, когда речь заходила о корабле и технике, проявлял редкий оптимизм, граничащий порой с натуральным «авосем», что усугублялось уникальной везучестью.
Хотя даже его везение время от времени давало сбои, последствия одного из которых мы (и я — в частности) сейчас и пытались расхлебать.
Ярослав Гудкин стал Гудвином по самой примитивной причине: из-за опечатки. Даже не столько опечатки, сколько из-за дефектов шрифта и восприятия командира. Лет восемнадцать назад его, ещё зелёного сержанта, окрестил так на награждении начальник сектора.
— Нил! Нил, комету тебе в задницу, ты где шляешься?! — завелась рация на предплечье.
Нил — это я. Потому что Данила Нилов, то есть других вариантов у меня не было по определению.
Я в ответ высокомерно промолчал. Пусть свою комету себе куда-нибудь засунет, а я к этому месту и так полчаса добирался, порвал форму, весь ободрался и всю пыль собрал по шахтам, и выбираться мне отсюда ещё дольше, потому что спускаться всегда тяжелее. Нашёл, тоже мне, мальчика по вызову.
Через две минуты Гудвин не унялся, не унялся и через пять. Когда рация начала сыпать отборнейшим матом, я, наконец, смирился, что так просто от меня не отстанут, освободил руку, ответил на вызов и выплюнул фонарик.
— Чего тебе? — мрачно поинтересовался я. — Нет, это я с первого раза понял, — перебил я вдохновенную непечатную тираду. — А надо-то что? — в ответ на этот простой вопрос посыпались рекомендации извращённо-сексуального характера. Подумав, решил, что я ещё не настолько одичал без женского общества, чтобы опускаться до подобного, и перебил ругань капитана. — Нет, извини, вы там как-нибудь без меня обойдитесь, я таким не интересуюсь, — сочувственно хмыкнул. Потом, признав, что несколько перегибаю, перешёл на серьёзный лад. — Гудвин, я пытаюсь починить мозги нашего корабля. Задумайся на пару секунд и реши: то, ради чего ты желаешь меня видеть, действительно настолько важнее?
— А на рацию почему не отвечал? — мрачно буркнул командир, остывая.
— Руки заняты, — лаконично ответил я. — Очень заняты, и совсем не тем, о чём ты только что вещал.
— Подойти в рубку можешь?
— Теоретически — да. Но если ты проследишь мой маячок и посмотришь, где я нахожусь, ты поймёшь, почему я очень не хочу это делать, — хмыкнул я. Повисла пауза.
— Итить твою! — озадаченно пробормотал он. — Ты как туда забрался?
— Честно говоря, с трудом, — признался я. — Вылезать буду также, имей в виду. Так что раньше, чем минут через сорок, я чисто физически не смогу до вас добраться. Что там ещё случилось такого, что тебе срочно понадобилось моё присутствие?
— А долго тебе возиться? — мрачно поинтересовался Гудвин.
— Боюсь сглазить, но вроде оно начало подавать признаки жизни. Здесь я почти всё прозвонил и частью заменил, остальное надо в других местах смотреть. Сейчас окончательно всё проверю, и через час тронусь в обратный путь. Так в чём проблема? — тон Ярослава окончательно перестал мне нравиться. Точно какая-то гадость произошла!
— Чак пытается по расположению звёзд и кофейной гуще определить наше положение в пространстве, но пока безуспешно. Зато рядом нашёлся посторонний корабль в аварийном состоянии, — вздохнул он.
— О как! — высказался я. — И как у них там? Живые есть? На связь выходят? Или хоть какие-нибудь сигналы подают?
— В том-то и дело, — Гудвин опять вздохнул. — Короче, посудина альдарская. Понятно, эти черти никакой помощи никогда не попросят, даже если подыхать будут. При этом раскурочена она — не дай Бог никому, причём очень странно раскурочена. И мы вот сидим и думаем, стоит туда соваться или не стоит. Поэтому и надо, чтобы ты глянул, есть там вообще кто живой?
— Что за посудина-то хоть? — тоскливо пробормотал я, спешно закругляясь.
— Крейсер, кажется; короче, что-то здоровенное. Но если выжившие будут, то немного, он очень сильно пострадал.
— Ладно, Слав, ползу к вам. Если будете голосовать, имей в виду, я по-любому за высадку. Альдарцы или нет, а устав и совесть никто не отменял.
— Да у нас все, в общем-то, за. Только Чак брюзжит, что это плохо кончится, но ты же его знаешь. Всё, отбой, ждём тебя, на всякий случай пакуемся. Шею там не сверни по дороге! — напутствовал меня капитан и отключился.
Напутствие было ценным: жить хотелось очень.
Мысленно помолившись тёмным силам электроники и понадеявшись, что нигде не напортачил, и можно обойтись без проверки, я аккуратно поставил на место щитки обшивки, упаковал весь инструмент и двинулся к выходу, чувствуя себя ленточным червём в кишечнике. Ладно, на крайний случай, место я локализовал, дорогу знаю, уж как-нибудь доползу и во второй раз.
Альдарцев мы не любили. Их в принципе во всей Галактической Коалиции никто не любил; она и создана-то была во многом именно для борьбы с ними. Агрессивных расистов вообще редко любит кто-то, кроме них самих.
Но у людей с этой братией были особые отношения ещё с докосмической эпохи: альдарцы были тем, что в древней мифологии именовалось «демонами». Они как будто сошли со страниц религиозных трактатов или полотен старинных художников: рогатые, хвостатые, с красной кожей и клыками. Копыт, правда, не было, но и того, что имелось в наличии, вполне хватало. И, насколько я знал, в их собственной мифологии присутствовали люди, и тоже имелись какие-то легенды о противостоянии.
Существовала версия, что прежде, до выхода в космос, наши виды имели какие-то иные пути сообщения, вроде мгновенных порталов, но позже то ли что-то изменилось, то ли просто технология была утрачена, и пришлось отрываться от поверхности планеты другим, более примитивным способом.
Альдарцы, прямо скажем, малоприятные субъекты, вполне отвечающие ещё мифологической своей славе. Культ силы, культ оружия, культ боевой ярости. Война — это всё, и всё — для войны. Они не помогали упавшим подняться: не можешь встать сам — слабак, недостойный жить. Последние пять лет у нас с ними был номинальный мир. То есть, кровь они портить продолжали, порой случались мелкие стычки, но по крайней мере крупных военных действий не наблюдалось.
