Георгий Кубанский - «На суше и на море» 1962
- НА ЭТИ берега высаживаться небезопасно — чернокожие здесь очень воинственны.
— Возможно ли? А разве кто-нибудь уже побывал в этих местах? Признаться, мне думалось, что мы первые зашли так далеко.
— Как? Разве вы не слышали о гибели небезызвестного Нунью-Триштана и большинства его спутников в этих краях? Об этом было много разговоров в свое время. Впрочем, чему я удивляюсь? Вы еще так молоды, что вряд ли могли об этом что-нибудь знать!
Собеседники стояли на палубе корабля, медленно плывущего вдоль африканского побережья.
Это было небольшое португальское судно, одно из многих, отправлявшихся в середине XV столетия на поиски земель, богатых золотом, пряностями и даровой рабочей силой. Обитателей африканских берегов португальские мореплаватели насильно увозили с собой и по возвращении на родину продавали в рабство, выручая на этом большой барыш.
Один из разговаривающих, пожилой человек с суровым лицом, изборожденным морщинами, был начальник экспедиции по имени Перру да Синтра. Его собеседника звали да Кошта. Он был молод и, видимо, только начинал самостоятельную жизнь, пустившись в это рискованное, полное опасностей плавание.
Синтра равнодушно взирал на проплывавшие мимо берега, зато его молодой спутник не отрывал восхищенного взгляда от сменявших друг друга картин пышного великолепия тропической природы. Его приводило в восторг все: и густая зелень спускающихся почти к самой воде тропических зарослей, и внезапно открывающиеся уютные бухточки, окаймленные желтым песком пляжей, и виднеющиеся впереди в легкой дымке вершины невысоких гор.
— Извольте, если хотите, я расскажу вам историю Нунью-Триштана, — продолжал Синтра, снисходительно посматривая на оживленное лицо своего собеседника. — Она очень поучительна для тех, кто решил посвятить свою жизнь морскому промыслу.
Слушайте же внимательно.
Несколько лет назад (если мне не изменяет память, было это в 1443 году) Нунью-Триштан, слывший опытным мореходом, отправился в плавание на юг вдоль побережья Африки, как мы сейчас с вами, на поиски новых земель и благодаря упорству и настойчивости сумел не только достигнуть мыса Бранку, но и проникнуть южнее его. Оставив позади этот мыс, Нунью-Триштан продолжал плыть дальше и вскоре увидел группу островов. Оказалось, что острова обитаемы: на них там и здесь виднелись селения, а на берегу одного из островов, к которому подошел близко его корабль, стояли африканцы, разбившись на несколько групп. При ближайшем рассмотрении островитяне произвели на мореплавателя благоприятное впечатление. Они были прекрасно сложены и казались сильными и выносливыми.
Что, как вы думаете, делает Нунью-Триштан? Он велит захватить несколько человек и берет их с собой в Португалию, где сбывает пленников, причем с такой баснословной выгодой, что у него тут же является мысль повторить это предприятие.
С тех пор не было экспедиции, отправлявшейся в африканские земли, которая бы не занималась столь прибыльным промыслом.
Спустя некоторое время Нунью-Триштан вновь отправляется в плавание. На этот раз ему удается заплыть еще дальше к югу (мы не так давно миновали эти места). Выбрав удобную стоянку, он высаживается на берег с намерением поохотиться здесь на туземцев. На этот раз он не собирается ограничиться поимкой нескольких пленников, а намерен захватить столько африканцев, сколько сможет вместить его корабль.
И тут происходит такое, чего Нунью-Триштан никак не ожидал. Люди, которых он считает дикарями и которых он и его спутники пытаются пленить, оказывают упорное сопротивление. В ожесточенной стычке наши соотечественники, уступавшие в численности туземцам, терпят поражение. Сам Нунью-Триштан убит, большинство его соратников тоже.
Спаслись лишь пять человек, которые поспешно бежали на корабль, оставив на берегу трупы своих товарищей. Они были настолько напуганы случившимся, что возвращались в Португалию не вдоль берега, как это делали все их предшественники, а через открытый океан, из боязни приблизиться к африканскому побережью.
Когда я увидел эти берега, мне припомнилась бесславная кончина Нунью-Триштана, и я счел необходимым предупредить вас, человека, еще не искушенного, об опасностях, подстерегающих нас.
Синтра замолчал и продолжал блуждать рассеянным взглядом по проплывавшему мимо африканскому берегу. Молчал и Кошта, находясь под впечатлением только что услышанного.
Между тем свежело. Горизонт на юге покрылся тучами, среди которых то и дело мелькали вспышки молний. Ветер заметно крепчал, будоража поверхность океана. День шел на убыль, быстро темнело.
Синтра распорядился поставить штормовые паруса на случай, если разразится буря. Одновременно он присматривался к незнакомым контурам гористого побережья.
Корабль плыл недалеко от берега, и было слышно, как ветер с ревом и свистом прорывался сквозь густые лесные заросли, ударялся о скалистые уступы гор и с грохотом мчался дальше. Хлынул дождь, сопровождаемый раскатами грома. Эхо многократно повторяло голос непогоды среди горных склонов.
— Как величественно и страшно это! — с восхищением и трепетом воскликнул Кошта. — Не кажется ли вам, сеньор, что в этих горах собралось множество львов, сотрясающих своим мощным рыком воздух далеко окрест? Вы только прислушайтесь к этому реву.
Синтра усмехнулся. Он не мог не согласиться с меткостью сравнения, найденного его молодым спутником.
— Вы правы, мой друг, ваше сравнение очень удачно, — заметил он. — Оно заслуживает того, чтобы им воспользоваться. Вот что мы сделаем. Поскольку нам все равно надо как-то обозначить берег, мимо которого мы сейчас проплываем, назовем его по имени гор, которые вы так удачно окрестили. Пусть отныне берег называется Львиным в память об этом ненастном вечере.
С тех пор за этим участком Гвинейского залива Атлантического океана утвердилось название Сьерра-Леоне, несколько искаженное португальское Serra da Lioa, что означает в переводе Львиные горы.
С. УзинВОДА НА ЛУНЕ
ЭТОЙ статье дано заведомо интригующее заглавие, чтобы привлечь внимание читателя и заставить его серьезно задуматься над вопросом, на который так много исследований, казалось бы, дало уверенный отрицательный ответ. Разве мы не слышали с детства, что Луна — это мир, лишенный климата, в котором нет воды, поскольку на Луне нет атмосферы? Разве мы не повторяли, что Галилей и другие наблюдатели небесных светил подвергались впоследствии ожесточенным нападкам за ошибочное наименование плоских лунных областей «морями»? И разве, наконец, специалисты не вспомнят презрение, с которым ученые встретили гипотезу немецкого астронома Гербигера о «льде на Луне» всего поколение или два назад?
