Евгений Татаренко - МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ 1976 (Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов)
«Или линь растянулся, или Отмель осела».
Они вытащили лот, находясь в том состоянии, когда всему веришь, и стали считать узлы, и линь запутался до невозможности. А «Марилла» все бежит, не сбавляя хода, пока им не повстречалось грузовое судно.
«Эй, рыбаков поблизости не видели?» — спросил Кунахэн.
«У ирландского берега их всегда полным-полно», — ответили с грузовика.
«Эй, проспись! — возмутился Кунахэн. — Какое мне дело до ирландского берега».
«Тогда что вы здесь делаете?» — спросили оттуда.
«Страдаем за христианскую веру! — отвечает Кунахэн (он всегда так говорил, когда у него сосало под ложечкой и было не по себе). За веру страдаем, — повторил он. — А где я нахожусь?»
«В тридцати милях к юго-западу от мыса Клир, — отвечают с судна, — если вам от этого легче».
Тут Кунахэн подпрыгнул вверх на четыре фута семь дюймов — кок точно измерил.
«Полегче! — проревел он. — Вы за кого меня принимаете? В тридцати пяти милях от мыса Клир и в четырнадцати днях пути от Бостонского маяка! Христианские страдальцы, да это ж рекорд! К тому же у меня мама в Скиберине!»
Подумать только! Мамочка, видите ли! А все дело в том, что он не мог держать одно в стороне от другого.
Его экипаж был почти весь из местных ирландских ребят, кроме разве одного парня из Мериленда, которому очень хотелось домой. Тогда команда объявила его мятежником и повела «Мариллу» в Скиберин.
Они прекрасно провели там целую неделю со своими старыми друзьями. А потом поплыли обратно и через тридцать два дня достигли Отмелей. Дело близилось к осени, да и припасы были на исходе, так что Кунахэн порулил прямо в Бостон- и дело с концом.
— А что сказали хозяева? — поинтересовался Гарви.
— А что они могли сказать? Рыба где была, там и осталась — в море, а Кунахэн уши всем прожужжал о своем рекорде. Хоть в этом нашли утешение. И все случилось, во-первых, потому, что ром надо было держать подальше от команды; во-вторых, нельзя было путать Скиберин с Кверо. Штурман Кунахэн, упокой боже его душу, отчаянный был человек!
— А когда я служил на «Люси Холмс», — своим мягким голосом проговорил Мануэль, — мы не могли продать улов в Глостере. А? Что? Хорошая цена не хотели давать. Тогда идем другое место. Поднимается ветер, мы плохо видим. А? Что? Поднимается ветер еще больше, мы ложимся и бежим очень быстро сами не знаем куда. Потом видим земля, и делается жарко. Видим, в длинный лодка идет два, три негра. А? Что? Спрашиваем, где мы есть, они говорят… А ну-ка угадайте все, где мы были.
— На Больших Канарских, — ответил, подумав, Диско.
Мануэль, улыбаясь, покачал головой.
— Остров Бланко, — сказал Том Плэтт.
— Нет. Еще дальше. Мы были ниже Безагос, а лодка пришла из Либерии! Там мы и продали рыбу. Неплохо, да? А? Что?
— Неужто такая шхуна может дойти до Африки? — спросил Гарви.
— Можно и мыс Горн обойти, было бы только зачем да хватило бы еды, — ответил Диско.-У моего отца был небольшой пакетбот, тонн эдак на пятьдесят, под названием «Руперт», и он ходил на нем к ледяным горам Гренландии в тот год, когда половина всех рыбаков пошла туда за треской. Больше того, он взял с собой мою мать — наверно, чтобы показать, как зарабатываются Деньги, — и они застряли во льдах; там же, в Диско, народился я. Конечно, я ничего из того не помню. Мы вернулись домой весной, когда льды растаяли, а меня назвали по тому месту. Плохую шутку сыграли с младенцем, но что поделаешь, все мы ошибаемся в жизни.
— Верно! Верно! — прокричал Солтерс, энергично кивая. — Все мы ошибаемся. И вот что я вам скажу, молодые люди: сделав ошибку — а вы делаете их по сотне в день, — не бойтесь признаться в этом, как мужчины.
Длинный Джек так здорово подмигнул, что это увидели все члены экипажа, кроме Диско и Солтерса, и инцидент был исчерпан.
«Мы здесь» еще несколько раз бросала якорь севернее, лодки почти каждый день выходили в море и шли вдоль восточной кромки Большой Отмели над глубиной в тридцать — сорок саженей и все время ловили рыбу.
Вот здесь-то Гарви впервые узнал, что такое каракатица — самая лучшая наживка для трески. Однажды темной ночью их всех разбудил громкий крик Солтерса: «Каракатица! Каракатица!» Рыбаки повскакали с мест, и часа полтора все до одного стояли, склонившись над своей снастью для ловли этого странного существа; снасть эта состояла из кусочка окрашенного в красный цвет свинца, на нижнем конце которого, как из полуоткрытого зонтика, торчат спицы. По какой-то непонятной причине каракатица обвивается вокруг этого устройства, и, прежде чем она успевает освободиться от спиц, ее вытаскивают наверх. Но прежде чем расстаться со своей родной стихией, она норовит попасть прямо в лицо рыбаку сначала струей воды, а потом чернилами. Было смешно смотреть, как рыбаки стараются увернуться от чернильного душа. Когда суматоха кончилась, все они были черные, как трубочисты, но на палубе лежала груда свежей отличной наживки. Уж больно треске нравится маленький блестящий кусочек щупальца каракатицы, насаженный на кончик крючка поверх тела моллюска.
На следующий день они наловили много рыбы и встретили «Кэрри Питмен» и пожелали ей удачи. А те предложили им обменяться: семь рыбин за одну каракатицу приличных размеров. Диско счел цену низкой, и «Кэрри» недовольно отвалила и стала на якорь с подветренной стороны в полумиле от них, надеясь, что им тоже повезет.
До ужина Диско не произнес ни слова, а потом послал Дэна с Мануэлем поставить якорный канат на поплавок и заметил, что будет держать топор наготове. Дэн, естественно, повторил все это слово в слово лодке с «Кэрри», с которой поинтересовались, с чего это они ставят канат на буй, коль дно не скалистое.
— Отец говорит, что не решился бы и паром оставить в пяти милях от вас! — прокричал Дэн весело.
— Чего же он тогда не убирается? Кто ему мешает? — крикнули с лодки.
— А потому, что вы обошли его с подветренного борта, а он такого не терпит ни от кого, тем более от вашей посудины, которая на месте устоять не может.
— Нас уже больше не уносит, — рассердился рыбак, потому что о «Кэрри Питмен» ходила дурная слава, что она все время срывается с якоря.
— Как же вы тогда становитесь на якорь? — ехидничал Дэн. — Ведь она только этим и славится. А если она перестала срываться, для чего же вам новый углегарь? — попал он в точку.
— Эй ты, португальский шарманщик, забирай свою мартышку в Глостер! А ты, Дэн Троп, лучше б пошел в школу.
— Ком-би-не-зон! Ком-би-не-зон! — завопил Дэн, который знал, что кто-то из экипажа «Кэрри» прошлой зимой работал на швейной фабрике.
