Джеймс Кервуд - Охотники на волков
Близ стола и перевернутого стула лежала кучка костей, по-видимому принадлежавших какому-то животному.
Род и Ваби подошли несколько ближе к скелету, который опирался о стену, и стали рассматривать его, в то время как Мукоки, опустившись на колени, склонился над вторым скелетом.
Вдруг старый охотник испустил возглас изумления, и молодые люди, обернувшись к нему, увидели, что он указывает им пальцем на какой-то предмет, валяющийся на земле среди костей.
— Нож! — сказал он. — Борьба! Его убить!
Рукоятка ножа сгнила от времени, а лезвие было изъедено ржавчиной, но оно все еще торчало в том месте, куда всадил его, между живыми мышцами и костями своей жертвы, его обладатель. Длинный нож с крепким лезвием был погружен до дерева в грудь того, кто некогда был человеком.
Род стал на колени рядом с Мукоки, и лицо его сделалось иссиня-бледным. Он с трудом разжал зубы, чтобы спросить:
— Кто… сделал это?
Мукоки издал свое напоминающее смех кудахтанье и указал кивком головы на мрачный предмет, прислоненный к стене.
— Он!
Как по команде, все трое вернулись к первому скелету. Одна из его длинных рук опиралась на предмет, когда-то бывший ведром, и проходила через железные обручи, которые одни только и уцелели. Кисть этой самой руки сжимала костями своих пальцев кусок свернутой в трубку коры, напоминавшей кору старой березы. Вторая рука оторвалась и упала рядом со скелетом, который Мукоки тщательно осмотрел с этой стороны.
Любопытство его было немедленно удовлетворено открытием короткого пореза, который шел наискось по ребрам.
— Этот умер здесь, — пояснил он. — Удар ножом в ребра. Плохая смерть. Много страдать и умирать медленно. Плохой удар.
— Брр… — произнес Род с дрожью. — Выйдем отсюда. Тут можно задохнуться. Можно подумать, что воздух в этой хижине не проветривался по крайней мере столетие.
Мукоки, уходя, поднял череп из груды костей, валявшейся около перевернутого стула.
— Собака, — проворчал он. — Дверь на задвижке, окно закрыто. Люди драться. Оба убиты. Собака умереть с голоду.
Пока охотники поднимались обратно к тому месту, где Волк охранял их сани, Род, дав волю своему воображению, старался восстановить ужасную трагедию, разыгравшуюся в хижине много лет тому назад. Он мысленно видел этих двух мужчин в их смертный час, вступающих между собой в дикую схватку. Ему казалось, что он видит их борьбу, слышит, как они подстрекают друг друга и снова сцепляются. Ему казалось, что он присутствует при двойном ударе, который одновременно убивает первого наповал, а второго, победителя, оставляет в муках агонии пригвожденным к стене. А собака? Какова была ее роль в битве? И что было с ней потом, когда она, одинокая и обезумевшая, страдая от голода и жажды, кидалась на стены своей наглухо замурованной могилы, пока не скорчилась на полу и в свою очередь не издохла. Эта жуткая картина жгла мозг Родерика. Воспитанный в городских условиях, он никогда не представлял себе даже возможности чего-либо подобного. Это было самое сильное переживание за всю его жизнь, если не считать нападения на Миннетаки в Вабинош-Хоузе.
Для Мукоки же и Ваби, напротив, битва скелетов, в первый момент сильно их взволновавшая, была уже сейчас не больше чем одним из многочисленных инцидентов их богатой приключениями жизни.
Но что в особенности не давало покоя Роду, так это желание узнать причину трагедии. В самом деле, почему эти два существа лишили друг друга жизни в запертой хижине? Где был ключ от этой загадки? Он дорого дал бы, чтобы найти его.
Когда восхождение кончилось, Род пробудился от своих грез к более реальной жизни. Ваби уже впрягался в сани. Настроение у него было великолепное.
— Эта хижина, — воскликнул он, когда Род подошел ближе, — в буквальном смысле свалилась с неба! Нам пришлось бы поработать над ее постройкой по меньшей мере недель пять… Вот это удача!
— Как? — спросил Род. — Мы будем в ней жить?
— Жить в ней? Я думаю! Хижина раза в три больше, чем мы бы себе построили. Я даже не понимаю, зачем это им понадобилась такая большая хижина? Как ты думаешь, Мукоки?
Мукоки покачал головой. Все обстоятельства этого дела явно превосходили пределы его понимания.
Снаряжение и провизия вскоре были подвезены к двери хижины.
— Прежде всего займемся чисткой, — весело заявил Ваби. — Помоги мне, Мукоки, собрать все эти кости. Ладно? А Род тем временем развлечется и пороется по углам, может быть, и найдет что-нибудь занятное.
Родерик охотно согласился на отведенную ему роль, так как его неутомимое любопытство все больше возрастало.
— Из-за чего? Да, из-за чего они убили друг друга? — цедил он сквозь зубы.
И он приступил к обыску. Под перевернутым стулом, сделанным из сколоченных вместе молодых сосен, находилась бесформенная пыльная груда, рассыпавшаяся под его пальцами. Но несколько дальше он обнаружил два ружья. Оба были очень старого образца, длиною чуть ли не с самого Рода.
— Это ружья с Гудзонова залива, — сказал Ваби. — Такие ружья были в употреблении еще до рождения моего отца.
Родерик с бьющимся сердцем продолжал свое обследование. Он нашел на одной из стен висящие клочья того, что было когда-то одеждой: остатки шляпы, распавшиеся на куски, как только он поднес к ним руку, пыльные и бесформенные лохмотья, настоящее рубище. На столе лежали заржавленные кастрюли, белое железное ведро, жестяной котел и части бывших ножей, вилок и ложек. Потом на одном конце стола он нашел еще какой-то предмет, который взял в руки, причем предмет этот оказался достаточно устойчивым и сохранился в целости, не рассыпавшись в прах от его прикосновения.
Род обнаружил, что это был небольшой мешочек из оленьей кожи, затянутый с одного конца и очень тяжелый. Дрожащими от волнения пальцами он развязал наполовину сгнившую веревочку, и горсть каких-то предметов, похожих на черноватые камешки, со звоном ударились о стол. Он испустил крик, призывая своих товарищей.
Ваби и Мукоки собирались как раз выбросить наружу найденные кости. Они подошли к нему.
— Смотрите! — сказал Род.
— Похоже на свинец, — высказался Ваби.
— Свинец… Если только это не золото! Сердца забились сильней.
Ваби взял один из камней, поднес его к порогу двери и выставил на яркий дневной свет. Потом, открыв свой перочинный нож, он провел лезвием по загадочному предмету. И прежде еще, чем Род успел склониться над нарезкой, голос молодого индейца трубным звуком огласил хижину.
— Это золотой самородок, — воскликнул он.
— И из-за него у них произошла схватка! — закричал Род, радуясь своему открытию.
Чувство удовлетворения от того, что он проник наконец в тайну, которая не переставала его мучить, в первый момент заслонило в нем интерес к находке самой по себе.
