Андрей Салов - Семь смертей Лешего
Не смотря на юный возраст, козленок был смышленым существом, он быстро привык к людям, и теплой, сытой жизни. Горы, раскинувшиеся в десятке метров от заставы, его не прельщали, более того, внушали смутное беспокойство и тревогу. Манило козла другое, - наполненная запахами кухня, где всегда так вкусно кормят, где легко можно перехватить кусочек- другой, даже в неурочное время. Притягивала к себе и сушилка, где так хорошо спать в тепле и сухости. Что хорошего в этих горах? В памяти о них остались лишь смутные воспоминания. Он помнил лишь о том, что там всегда было холодно и голодно. Жухлая и безвкусная рыжая трава, которой они питались, не могла утолить голод, лишь на время, притупляя его. И только теплое материнское молоко, согревало и кормило. Он смутно помнил это большое и ласковое, рыжее существо. Но, в последнее время он все реже и реже вспоминал о ней. Молока ему и здесь хватало, а также всяких вкусностей, которых ему никогда бы не пришлось отведать, не случись в его жизни, столь судьбоносного поворота.
Сбежавший от мучителя козленок не уходил далеко, слоняясь поблизости от входа в казарму. Козел выжидал, когда его враг, влекомый за руку длинноволосым существом с нежным голосом и ласковыми руками, что так любили трепать его за холку и угощать конфетами, покинет помещение. И едва ноги мальчонки переступали порог казармы, как из-за угла выскакивал Мишка, и стремглав летел на кухню, чтобы подкрепиться после перенесенного нервного потрясения. Плотно набив брюхо, козел неторопливо выдвигался в сторону сушилки, чтобы вздремнуть, благосклонно принимая по дороге поглаживания и похлопывания людей.
В сушилке Мишка засыпал. И снились ему радостные и цветные сны, а на душе было легко и умиротворенно. И только голос начальника, зычно зовущий его по имени, мог заставить Мишку проснуться и побежать. Он чувствовал, что от этого большого человека, зависит его вольготная жизнь на заставе, и являлся по первому зову. Даже если предназначался зов не ему, а тезке, человеку и сержанту по имени Мишка, нередко заступающему дежурным по заставе.
У начальника, в связи с соседством двух Мишек, человека и козла, иногда появлялось желание развлечься. Из канцелярии, раздавался зычный крик «- Мишка!», а затем очевидцы, держась за животы от смеха, наблюдали за тем, как мчались наперегонки на голос, человек и козел. Козел вылетал из сушилки, человек из дежурки. Иногда забег выигрывал человек, иногда козел. Очевидцы прикольной гонки старались не расходиться, чтобы не пропустить продолжения веселья. А основное веселье было впереди.
Козел и человек одновременно врывались в кабинет начальника заставы, и заставали его открывающим банку концентрированного молока, любимого блюда козленка Мишки. Козленок Мишка начинал радостно вилять куцым хвостом в предвкушении угощения, а у сержанта Мишки, эти манипуляции, вызывали серьезнейшее беспокойство. Назревало чувство, что он будет выставлен полным придурком. В итоге козел получал молоко, налитое в специально приготовленное для него блюдце, а сержант недоуменный вопрос начальника о цели прибытия в канцелярию.
Чувствуя себя полнейшим идиотом, дежурный по заставе докладывал, о прибытии по приказанию начальника. Состроив удивленную гримасу, начальник поучительным тоном сообщал глупому подчиненному, что вызывал он не тупорылого сержанта, а умного козла, который и явился на зов без промедления. Получив команду «кругом» и «бегом марш», сержант с рожей перекошенной от обиды и злости, пулей выскакивал из канцелярии, усаживаясь в дежурке. Там он и сидел, надувшись, как мышь на крупу, красный, как рак, пуская дым из ушей. Невидящими глазами, наблюдая за тем, как потешаются над ним сослуживцы, согнувшись от смеха. Долго еще их смех отдается в ушах обидным звоном, а в голове звучат насмешливые и язвительные слова в его адрес начальника заставы.
Постепенно обида и злоба концентрируются в нем, прессуются в черный комок, готовые выплеснуться на каждого, кто окажется поблизости и в первую очередь на гнусного козла, от которого все его мучения. Он настолько поглощен мысленными картинами расправы над ненавистным козлом, что не видит ничего вокруг. Он настолько погружен в раздумья, что не слышит, как из канцелярии вновь доносится знакомое «- Мишка!». Он только краем глаз улавливает, выскочившее из сушилки и понесшееся в направлении канцелярии, рыжее парнокопытное. «Ну и черт с ним, пускай бежит, пьет свое паршивое молоко», - злобно думает он, продолжая тупо созерцать стену перед собой. И только зычный голос начальника, появившегося на пороге канцелярии, возвращает его в реальность.
То ли это был очередной прикол начальника, то ли сержант действительно был нужен ему, а на вызов прибыл козел, неважно. Главное то, что Мишка сержант вновь был не прав и отрабатывал неправоту, наматывая круги вокруг заставы в противогазе. В качестве дополнительного наказания, надлежало сержанту до конца наряда находиться в противогазе. Оставшиеся до окончания службы часы, дежурный был всеобщим посмешищем. Над ним бы продолжали смеяться и так, даже будь он без противогаза. Вся застава знала о приколе, пересказывая его на все лады, с каждым разом добавляя в историю множество красочных подробностей, что низводили человека до уровня козла, и наоборот. И в данном случае, надетый на красную Мишкину рожу противогаз, был ему к лицу, никто не мог созерцать перекошенной злобой рожи. И только наступление боевого расчета, спасало Мишку от дальнейших унижений.
Капитану Бурдину всегда нравилось, когда его подчиненные бегали и совсем не важно, были ли они при этом облачены в противогазы, или нет. Это не главное. Главное сам процесс бега. Будучи часовым по заставе, неся службу в расположенном на склоне ближайшей горы наблюдательном пункте, Лешка не раз становился свидетелем внедрения на заставе, здорового образа жизни. Не раз доводилось ему становиться очевидцем забега, старт которому давал капитан Бурдин, прямо от входа в казарму.
Группа бегущих взбегала по серпантину, ведущему к будке часового с тем, чтобы спустя пару минут предстать перед его глазами. Быть может бойцам, бегом преодолевшим довольно крутой подъем и было не до смеха, но Лешкина физиономия всегда светилась от удовольствия, при виде бегунов. А затем следовал растянутый во времени цикл вопросов и ответов, которые по большому счету и не нужны вовсе, так как все равно провинившимся предстояло бежать вновь. Но задание есть задание. Бегуны спрашивали часового, чем он заполняет журнал наблюдений, ручкой, или карандашом? Получив ответ, группа срывалась с места и скатывалась с горы, по направлению к заставе, где курил у входа в казарму капитан Бурдин, ожидая их возвращения.
