Дмитрий Биленкин - МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ 1980 (Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов)
— Только, пожалуйста, покороче.
— Могу в двух словах. Религия изжила себя, но массовое мышление осталось религиозным. Вакуум заполнила наука. Она стала объектом веры, преклонения, от нее ждали благ, чудес, спасения. Однако устои веры уже подмыты самой наукой, и людям не хватает былого долготерпения. Наука явила не те чудеса, которых ждали, она не упростила, а усложнила жизнь. Тогда слепое обожание сменилось столь же слепой ненавистью.
— Дальше?
— Насторожила нас интенсивность вспышки. То, что антинаучные настроения быстро охватили все слои общества. Даже самих ученых, не странно ли?
Полынов покачал головой.
— Обычная путаница понятий, — сказал он. — Если человек работает в лаборатории — значит, он ученый, а раз ученый, то, стало быть, мыслитель. На деле не так! Для многих так называемых научных работников вне профессии характерно обыденное, порой дремучее мышление. Продолжайте.
— Слова, сборища, надписи нас мало беспокоили. Излишек общественной энергии всегда должен на что-то расходоваться, и, пока он тратится на сотрясение воздуха, все идет как надо. — Решительным взмахом руки Бизи подчеркнул свою мысль.
Погоны! Полынов понял, чего не хватало Бизи, что делало его облик незавершенным. Он казался затянутым в мундир, хотя сидел на краешке стола, совсем по-штатски, обхватив руками ногу.
— Затем мы получили одну очень важную информацию, — проговорил Бизи. Он внимательно посмотрел на Полынова. — Вы хорошо знакомы с механикой валютно-биржевых операций?
— Больше по романам Джека Лондона и Гротмана.
— По романам?
Пожалуй, впервые Бизи удивился. У него был вид человека, которому заявили, что представление о выпивке можно составить по антиалкогольным брошюрам.
— Да-а… — протянул он, меняя позу. — Тогда вы, пожалуй, не поймете.
— Попробуйте, может, и пойму.
— Нашу страну в некотором смысле стоит рассматривать как единый торгово-промышленный концерн, который, естественно, остро конкурирует с другими иностранными и международными корпорациями. Недавно мы добились кое над кем перевеса. И вдруг мы узнаем, что какие-то силы начали такую закулисную игру, как будто наш концерн вот-вот лопнет. Понимаете?
— Вы считаете, что одно связано с другим?
— Вчера утром я еще сомневался, уж очень все это фантастично. Сегодня я располагаю доказательствами, что дело обстоит именно так.
— Это доказательство — гибель моего друга? — Как ни сдерживался Полынов, голос его дрогнул.
— Доказательство было получено раньше, и дали мне его вы.
— Я?!
— За вами вчера следили. А мы засекли эту слежку.
— Что за бред? Кому это нужно? Я же не имею ни малейшего отношения…
— С той самой минуты, когда вы сошли с космолета, — имели. Пожалуйста, не смотрите на меня так, я сейчас все объясню. Начну с возникшей у меня гипотезы. Вы слушаете?
— Еще бы!
— Допустим, связь между событиями у нас и на бирже не случайна. Допустим, кто-то применил против нас новое психологическое оружие. Возможно ли это? Наука убедила нас, что невозможное вчера становится осуществимым завтра. Психологические средства борьбы применяются со времен Адама, сейчас они быстро совершенствуются. Не исключено, что логическим завершением этого процесса явится создание принципиально нового оружия — своего рода психологической сверхбомбы. После появления атомного оружия заблуждаться на этот счет было бы недальновидно. Легко вообразить такую ситуацию. В середине сороковых годов, до Хиросимы, кто-то решил применить против нас ядерное оружие. Но не бомбу, а радиоактивную пыль. Можно ее незаметно рассеять по всей стране? Конечно. Люди массами заболевают и гибнут, медики, которые еще незнакомы с лучевой болезнью, сбиваются с ног в поисках возбудителя эпидемии, а страна продолжает катиться в пропасть. Если в ней не развита ядерная физика — а во многих ли странах была развита ядерная физика к моменту Хиросимы? — кто догадается, что нужны не эпидемиологи, а физики, не шприцы, а счетчики Гейгера? Пока все это откроется, страна может десять раз обезлюдеть.
Бизи перевел дыхание и залпом опустошил бокал.
— Психологическое оружие могло оказаться еще более неуловимым, — продолжал он. — Если оно действительно применено, то кого должен опасаться противник? Специалистов, которые могли бы сообразить, что к чему. Логично, не так ли? Психотехника у нас развита слабо. Какие у нас тут фигуры? Лесс да Горах, но он тяжело болен. Однако кое-что может пронюхать контрразведка. Какой-нибудь Бизи сопоставит факты, придет к далеко идущим выводам, мобилизует местных ученых, наконец, пригласит зарубежных специалистов. Итак, если гипотеза верна, то кое-кого должно было насторожить внезапное появление некоего Полынова, его приезд к другому крупному специалисту — Лессу. Да еще в самый критический, с их точки зрения, момент. Здесь появление крупного ученого-психолога все равно что подход танковой армии к полю боя второй мировой войны. Как расценивать приезд этого Полынова? Случайное совпадение? А может, не случайное? Короче, рассуждал я, если мои расчеты верны, то за Полыновым, скорее всего, проследят — куда он поедет, зачем, с кем встретится.
Бизи с торжеством посмотрел на Полынова, словно тот был творением его рук.
— Вот где я мог получить доказательство или, наоборот, опровержение! Сыграть надо было тонко, и я сыграл. Прежде всего я вывел из игры Лесса. Почему? Да потому, что уже на ракетодроме из вашего разговора выяснилось бы, что друзья думают лишь об отдыхе. А попробуйте засечь квалифицированную слежку в толпе! Все было бы куда проще, если бы Лесс согласился с нами сотрудничать. Но он чуть не высмеял нас, когда мы беседовали несколько дней назад. Полезным оказалось лишь то, ’что я мимоходом узнал о вашем визите. Остальное было делом техники: Лесс на космодроме не появился, и мы встретились с вами наедине. Конечно, я не рассчитывал, что вы согласитесь помочь нам, это был бы слишком щедрый подарок судьбы. Зато я рассчитывал — и этот расчет оправдался, — что мое появление у вас «в плаще и маске» подтвердит опасения заговорщиков: вы — тайный консультант нашей службы. Не слишком этично, но политика не имеет ничего общего с этикой. Все произошло, как я и ожидал. Вы выставили меня вон, однако мы успели засечь, что наша встреча кое-кого заинтересовала. Такова предыстория. Есть вопросы?
— Не совсем понимаю, зачем кому-то потребовалось применять против вас психооружие. Хотя конкурентная борьба, коль скоро вы являете собою концерн…
— Поедание тоже можно назвать конкуренцией. — Бизи невесело засмеялся. — О да, конечно! Я могу назвать три — четыре международные компании, чей бюджет повесомей бюджета иного крупного государства. Каждая из этих компаний охотно обрушила бы на нас мор и землетрясение, если бы могла. Так что логика тут, к сожалению, есть. Надо или нет испытывать оружие в полевых условиях? А если одновременно представляется возможность устранить конкурента? Антинаучные настроения существуют; если все проделать чисто, то вспышку, конечно же, объяснят естественными причинами. А если даже что и просочится, то урок произведет впечатление. Почему-то мне кажется, что новое оружие рассчитано не на такую, как мы, в общем-то, мелкую дичь… Кто знает… Ну, вы понимаете.
