Люциан Воляновский - Бесшумный фронт
— Добро, Цыняк! Хватит вам гонять лошадь — садитесь со мной...
Один из солдат выскакивает из машины, чтобы отвести коня на заставу. Его место в автомобиле занимает Цыняк. Машина трогается.
На заставе уже сидит прибывший ночью из Щецина следователь управления погранохраны. Он прерывает допрос задержанного, когда в комнату входит усмехающийся начальник заставы. Офицер обращается к нарушителю:
— Извините, что прерываю приятную беседу, но мне хотелось вернуть вам вашу потерю... Ведь это ваш компас, не правда ли? Да, да, порой и вещи бывают очень привязаны к своему хозяину!
Тем временем следователь поднимает трубку настойчиво звонящего телефона. Несколько минут он внимательно слушает, потом кладет трубку на рычажок и говорит задержанному:
— Мне звонили из Щецина. Гражданин Моравец, вы все меньше нравитесь мне... Сначала документы, теперь этот компас, а сейчас мне сообщили, что проверили место выдачи вашего паспорта... И знаете что? Это самая настоящая липа, господин Моравец! Хотя служащий, подпись которого стоит на вашем паспорте, действительно выдавал такие документы, хотя печать и неплохо подделана, — все-таки это фальшивый документ... Может быть, вы теперь не будете понапрасну отнимать у нас время и назовете свое настоящее имя?
— Но, пане капитан, я же действительно Моравец, Антоний Моравец!.. Это все недоразумение... Я пал жертвой ошибки...
— Однако упрямый вы! Надо иметь мужество: ну, не удалось на этот раз, так признайтесь откровенно в своем поражении! Этим вы облегчите свою вину...
Дверь открывается и на пороге появляется пограничник.
— Гражданин капитан! Машина готова!
Когда Моравиа увозили, на крыльце стоял рядовой Цыняк, пограничник, награжденный позднее серебряным крестом «Заслуженным на поле славы». Он еще не знал, кого задержал. Солдатам-пограничникам вообще запрещено допрашивать задержанных или вступать с ними в разговоры, разумеется, кроме необходимых вопросов, которые могут помочь принять решение о задержании или освобождении заподозренного. Через несколько месяцев, рассказывая журналисту об этом случае, Цыняк, срок службы которого уже близился к концу, откровенно сказал, что о подлинном имени и деятельности задержанного им нарушителя он узнал... из газет! Мы разговаривали на заставе. Уже миновала полночь, и, собственно, не о чем было больше говорить. Тогда Цыняку был задан последний вопрос:
— О чем вы подумали, когда вам стало известно, что задержан агент разведки Гелена?
— Хм-м... Я подумал тогда: «Ах ты... сук-к-к-ин ты сын!»...
Глава одиннадцатая Галстук в полоску
Это выглядело несколько странно: зрительный зал щецинского театра в тот вечер был переполнен, даже поставили дополнительные кресла в проходах, а в восьмом ряду кресло номер 6 почему-то все время пустовало. На местах номер 7 и 8, сидели офицер морского торгового флота с женой, а кресло номер 5 заняла какая-то женщина. Когда в зале потух свет, она машинально посмотрела на пустующее кресло.
Почему тот, у кого был билет на это место, не явился на спектакль?
Это маленькое происшествие, которое затронуло, возможно, только соседку отсутствующего зрителя, имело между тем связь с событиями минувшей ночи. Когда взвился занавес, никто уже не обращал внимания на пустое место. Однако отсутствие одного театрального зрителя было вызвано обстоятельствами, касавшимися многих людей.
Незнакомец, задержанный с помощью крестьянки — члена земледельческого кооператива, имел заранее подготовленное объяснение. Он заявил следователю КПО, который начал допрашивать его еще на заставе, что является работником пароходства и командирован из Вроцлава на буксир «Нептун», стоящий на Одере, неподалеку от Челина. Действительно, у задержанного на руках оказалось командировочное предписание, но тем не менее документы эти вызывали подозрение. Прежде всего следователя удивило, что в документах человека, выдающего себя за поляка, значится имя «Антон» вместо общеупотребительного «Антоний». Кроме того, бумаги носили следы умышленного загрязнения. На этом фоне как-то странно свежо и отчетливо выделялись печати.
Пекле быстрой проверки было установлено, что командировочное предписание, как и все остальные бумаги, — фальшивое. То, что задержанный выбросил компас, убеждало пограничников — одно преступление уже является неоспоримым: нелегальный переход границы. Кстати, и сам задержанный перестал отказываться от этого. Он сознался, что действительно перешел границу, но он только контрабандист, и документы купил в Западном Берлине около зоопарка, где и в самом деле концентрируется торговля фальшивыми документами любой страны.
Пограничники передали это дело органам безопасности. Задержанный, который уже сознался, что его настоящее имя Адольф Махура, был перевезен на машине в Щецин. Тем временем начальник управления вызвал к себе сотрудника контрразведки Владислава Стефаняка и поручил ему распутать дело Махуры.
Стефаняк вернулся в кабинет и приготовился к первому допросу. Пока он еще очень мало знает человека, которого утром задержал пограничник Цыняк: фальшивые документы, прибыл из Берлина, имел при себе компас. Собственно контрабанда в Польше не в моде, она теперь невыгодна контрабандистам: их стали сурово карать за переход границы. Остается лишь одно: шпион. А если так, то какое он получил задание? Кто прислал его? Кто ему платит? С кем должен был встретиться в Польше?
Разработку схемы допроса прерывает дежурный:
— Разрешите доложить? Доставлен задержанный на границе Антоний Моравец, он же Адольф Махура.
Стефаняк дает распоряжение привести задержанного. Хочет уже положить трубку, но тут вспоминает что-то. Соединяется с городом и набирает номер своего домашнего телефона. Отвечает женский голос. Суровое лицо Стефаняка смягчается, губы сами собой складываются в улыбку.
— Марылька! Я помню, что мы сегодня должны пойти в театр... Да! Но я не приду... Не могу... Нет, нет, это никакое не собрание — я бы заранее знал... Что именно? Голубка, но ты же знаешь, что я все равно не скажу... Иди сама и не сердись, постарайся развлечься и не думай обо мне плохо... Да, еще одно — не жди меня ужинать и ложись спать...
Часовой вводит Махуру и удаляется. В кабинете остаются трое — Стефаняк, Махура и офицер Анджей Бальцерский, который должен вести протокол допроса.
— Садитесь, Махура! Что вас привело к нам?
Стефаняк спрашивает так спокойно, словно до этой поры ничего не слышал о задержанном и ничего не знает по его делу. Зорко присматривается к Махуре, когда тот говорит, наблюдает за его жестикуляцией, за способом выражать мысли. Махура неторопливо рассказывает о себе:
