Александр Дюма - Капитан Памфил
— Знаете ли вы, — обратился Фо к любезному сыну Бергамо, — кому вы только что одолжили свою саблю?
— Нет, — ответил арлекин.
— И вы не догадываетесь?
— Совершенно.
— Ну, посмотрите хорошенько. По изяществу его движений, по наклону шеи к левому плечу, как у Александра Великого, по безупречности в подражании голосу… как!.. вы не узнаете?
— Честное слово, нет!
— Одри, — таинственно произнес Фо. — Одри в своем костюме из «Медведя и паши».
— Да нет же, он играет белую медведицу.
— Вот именно! Он взял шкуру Верне, чтобы его не узнали.
— Ну и шутник! — сказал арлекин.
— Гррр! — проворчал Том.
— Теперь я узнаю его голос, — согласился собеседник Фо. — О, удивительно, как я раньше не догадался. Скажите ему, чтобы он сильнее изменил голос.
— Да, да, — ответил Фо, направляясь в сторону зала. — Но, чтобы он оставался забавным, не надо слишком надоедать ему. Я попробую добиться, чтобы он станцевал менуэт.
— В самом деле?
— Он мне это пообещал. Передайте это вашим друзьям, чтобы никто не сыграл с ним дурной шутки.
— Не беспокойтесь.
Фо вышел из круга, а арлекин, совершенно очарованный, переходил от маски к маске, сообщая новость и повторяя рекомендации, после чего каждый скромно отступал назад. В это время послышались звуки галопа, и все, кто находился в фойе, устремились в зал; но прежде чем последовать за прочими, веселый арлекин на цыпочках приблизился к Тому и, склонившись к его уху, прошептал:
— Маска, я тебя знаю.
— Гррр! — ответил Том.
— О, сколько бы ты ни говорил «гррр-гррр», ты станцуешь менуэт, не правда ли, ты будешь танцевать менуэт, Мареко моего сердца?
Том покачал головой вверх-вниз, как имел обыкновение делать, когда его о чем-то спрашивали, и арлекин, удовлетворившись этим утвердительным ответом, отправился на поиски коломбины, чтобы танцевать галоп.
Том остался наедине с продавщицей прохладительных напитков. Он не двигался с места, но глаза его неотрывно были устремлены на прилавок, где пирамидами возвышались груды пирожных. Продавщица, заметив его пристальное внимание к своему товару, решила воспользоваться случаем и протянула к Тому руку с тарелкой; тот осторожно взял одно, потом второе, третье… продавщица без устали предлагала, Том без устали принимал, и в результате этого взаимодействия к тому времени, как закончился галоп и танцоры вернулись в фойе, Том приступил ко второй дюжине пирожных. Арлекин завербовал пастушку и пьеретту и привел этих дам танцевать менуэт.
На правах старого знакомого он приблизился к Тому и сказал ему на ухо несколько слов. Том, благодаря пирожным пребывавший в чудесном настроении, ответил самым любезным ворчанием. Арлекин обернулся к зрителям и объявил, что сеньор Мареко с огромным удовольствием исполнит просьбу собравшихся. При этих словах загремели рукоплескания и раздались крики: «В зал! В зал!»; пьеретта с пастушкой взяли Тома каждая за одну лапу; Том, как галантный кавалер, позволил себя вести, с удивлением поглядывая то на одну, то на другую танцовщицу, и вскоре оказался с ними на середине партера. Каждый занял свое место: одни в ложах, другие на балконах, большая часть собралась в кружок; оркестр заиграл.
Менуэт был триумфом Тома и хореографическим шедевром Фо, так что первые же движения принесли танцору несомненный успех, не перестававший возрастать, и к последним фигурам восторг публики дошел до исступления. Тома торжественно внесли в литерную ложу, пастушка сняла свой венок из роз и возложила ему на голову, весь зал аплодировал, и кто-то в восхищении крикнул:
— Да здравствует Мареко Первый!
Том с удивительным изяществом оперся на барьер своей ложи; в это время послышались первые такты контрданса, и все поспешили в партер, за исключением нескольких придворных нового короля, оставшихся подле него в надежде раздобыть билет на представление; но на все их просьбы Том отвечал лишь своим неизменным «гррр».
Шутка становилась однообразной, и придворные мало-помалу удалились от упрямого министра великого Шахабахама, признав, что из него вышел бы канатный плясун, но как собеседник он полное ничтожество. Вскоре никто, кроме трех или четырех человек, не обращал на него внимания, а еще через час о нем совершенно забыли: так проходит мирская слава.
Пришло время расходиться; партер поредел, ложи опустели; сквозь окна фойе проникло несколько бледных лучей. Билетерша, делая обход, услышала храп, доносившийся из литерной ложи первого яруса и выдававший присутствие какой-то задержавшейся маски; открыв дверь, она обнаружила Тома: утомленный бурной ночью, которую ему пришлось провести, он забился в дальний угол ложи и сладко уснул. На этот счет существуют строгие правила, и билетерша обязана точно их исполнять, поэтому она вошла в ложу и со всей учтивостью, какая отличает достойный уважения общественный класс, к коему она имела честь принадлежать, сообщила Тому, что вскоре пробьет шесть часов утра, — вполне подходящее время для того, чтобы вернуться к себе домой.
— Гррр! — проворчал Том.
— Я прекрасно понимаю, милейший, что вы спите, — продолжала билетерша, — но вам гораздо лучше будет в вашей постели; идите, идите же. Ваша жена, должно быть, беспокоится. Право же, он меня не слышит! Крепкий же у него сон!
Она похлопала его по плечу.
— Гррр!
— Ну, довольно, довольно; нашли время интриговать! К тому же, прекрасная маска, я вас знаю. Смотрите, уже гасят все огни — и рампу и люстру! Прикажете позвать фиакр?
— Гррр!
— Ну, полно, полно, полно, зал Одеона — это вам не постоялый двор, отправляйтесь! Ах, вот как вы отвечаете? Фу, как некрасиво, господин Одри! Бывшей артистке! Что ж, господин Одри, я позову охрану: полицейский комиссар еще не лег спать. Ах, вы не желаете подчиняться правилам? Вы меня ударили кулаком?.. Вы бьете женщину? Ну, это мы еще посмотрим. Господин комиссар! Господин комиссар!
— Что случилось? — откликнулся дежурный пожарный.
— Сюда, господин пожарный! Ко мне! — кричала билетерша.
— Эй, муниципальная гвардия!
— Что такое? — спросил командовавший патрулем сержант.
— Это мамаша как бишь ее там зовет на помощь, она в литерной ложе первого яруса.
— Мы идем туда.
— Сюда, господин сержант! Сюда! — продолжала кричать билетерша.
— Мы пришли, пришли. Где вы, душенька?
— Не бойтесь, здесь нет ступенек. Идите сюда! Сюда! Он в углу, у двери. Ах, разбойник! Он силен как бык!
— Гррр! — ворчал Том.
— Вот, слышите? Скажите мне, разве это речь христианина?
