Ренэ Каду - Атлантида под водой
Стиб обалдело замолк. В салоне раздавался только храп профессора, указывавший на то, что он еще жив. Храп усилился, перешел в сухой кашель, профессор поднялся на руках, отыскал глазами Стиба и сказал:
— Мистер Стиб! Я обвиняю вас в оскорблении религии перед лицом господа, в покушении на два убийства перед лицом законов любой страны и в нарушении нравственности перед лицом общества.
Стиб переводил взгляд с профессора на лорда и обратно. Наконец какая-то мысль озарила его. Он вскочил на стол и закричал с театральными жестами:
— Вы говорите о законах. Хорошо! У вас будут законы! Я для вас отныне — единственный источник закона, потому что мои мускулы сильнее ваших и потому что в руках у меня палка! Я провозглашаю себя королем. Я объявляю всем моим верноподданным: я не потерплю, чтобы кто-нибудь перечил моей воле! Власть дана мне от бога, и горе тому, кто усомнится в ее божественном происхождении! За оскорбление моего достоинства виновных ожидает смерть. Ваша жизнь, имущество и рабочая сила принадлежат мне, и власть моя самодержавна и неограниченна.
Он протянул руку и указал на Сидонию:
— А ты, женщина, принадлежишь мне, потому что я твой король. Так я решил для блага моих верноподданных. Чтобы не оскорблять их религиозных чувств, я предписываю тебе, лорд, как знатоку геральдики, составить подобающий брачный контракт при условии, что он будет выразителен и краток. Впрочем, я сам продиктую его. Вынимайте карандаш!
— Вы с ума сошли! — крикнул лорд.
— Я слышу это сегодня второй раз. Берегитесь! За третьим последует чья-нибудь смерть. Не заставляйте меня прибегать к палке! Будете вы меня слушаться, как вашего короля, или нет?
Лорд Эбиси вздохнул:
— Мне осталось жить несколько минут. Не стоит менять традиций. Я не желаю перед смертью кривить душой даже перед сумасшедшим. Я никогда не признаю вас своим королем.
История отдельного мира за непроницаемыми перегородками творилась с невероятной быстротой, вероятно, в темпе приближающейся смерти. Во всяком случае королевская власть и мятеж против нее возникли почти одновременно. Том спешно готовился к революции, завладев одним из стульев. Сидония плакала. Профессор, помолясь богу, робко высказался за демократическое правление. Стиб гордо отверг это предложение и дал присутствовавшим три минуты, чтобы признать его власть или решиться на все последствия карательных экспедиций. Но еще до истечения срока этого королевского ультиматума лорд Эбиси с неожиданной живостью вскочил на ноги, несколько раз вдохнул полной грудью и крикнул:
— Господа, мы столько времени разговариваем, спорим и даже проделываем резкие физические упражнения, а воздух нисколько не испортился. Пожалуй, вы будете низложены, Стиб, еще при нашей жизни.
Говорят, что великие открытия никогда не приходят одни. Они, как числа в рулетке, выпадают сериями, одно влечет за собой другое. Том пронзительно закричал:
— Смотрите, смотрите!
Иллюминаторы светились странным голубоватым блеском, словно луч далекой звезды дрожал и бился в стекле пронизав всю толщу воды. Стиб бросился к ближайшем иллюминатору и вскрикнул: стекло было разбито, и в салон проникал чистый воздух. Репортер обернулся и торжествующе заявил:
— Если на дне океана есть запасы чистого воздуха, то посмеете ли вы утверждать, что хоть один из ваши? законов не построен на зыбучем песке?
Дверцы буфетного прилавка медленно открылись, и оттуда вылез странный, подозрительно знакомый Стибу человек с грязными пятнами на лице. Он строго посмотрел на Стиба и внушительно сказал:
— Именем закона я вас арестую. Я — полицейский инспектор Бриггс, несколько знакомый по одному из ваших преступлений. Я все время следил за вами. Четыре месяца прошло, вы в моей власти.
Он отвернул борт пиджака и показал присутствовавшим свой полицейский значок. Потом он прибавил не без иронии:
— Я никогда не интересовался почвой, на которой построены законы науки. Факт присутствия чистого воздуха на дне океана говорит мне только одно: там, где люди могут дышать, они подчинены законам и полиции. Остальное меня не интересует. Все жалобы и иски присутствующие могут направить следователю.
— Слушайте, — сказал Стиб добродушно. — Последняя загадка в жизни, которая меня интересует: как вы попали сюда?
— Я был в буфете по делам кухни в минуту крушения, — ответил Бриггс. — Когда я понял, что больше скрываться не стоит, я смыл свои пластыри, сбросил повязки и вышел. Ведь я — младший повар «Сидонии» — Блэк.
Стиб опустился на пол в полном изнеможении. Захлебываясь от душившего его хохота, он сказал:
— Это замечательно! Это неслыханно! Я не король, я жалкое ничтожество! Профессор, я признаю: бог есть, и он всемогущ и вездесущ. Наиболее реальное его воплощение — нью-йоркский полицейский. Отныне я верю во все законы и во все кинофильмы. И подумать только, я сам настаивал перед старым Деккером, чтобы этого человека взяли на пароход!
— Мистер Стиб, — внушительно сказал Бриггс, — прошу вас встать и следовать за мной!
Стиб опять залился смехом, уже почти плача. Вытирая глаза, он пролепетал:
— Хотел бы я знать… а куда… куда вы меня поведете?
Бриггс оглянулся и остановился в нерешительности. Потом он улыбнулся, достал из кармана наручники и ответил:
— Во всяком случае, если мне даже некуда вас отвести, то я изолирую вас и позабочусь, чтобы вы не убежали. Я требую, чтобы вы надели наручники.
Стиб оборвал смех и вскочил на ноги. Ощерясь, он приготовился к бою и крикнул:
— Ну, довольно глупостей! Я не позволю вам пальцем меня тронуть, зарубите себе это на носу!
Бриггс двинулся к нему с угрожающим видом. Лорд и профессор, мстя Стибу за недавнее, поспешили на помощь закону. Еще секунда, и завязалась бы свалка, в которой
Том собирался также принять живейшее участие, но еще не решил, на чьей стороне, потому что одинаково не прочь был посчитаться со Стибом и с представителем полиции, но вдруг Сидония пронзительно крикнула:
— Человек!
Все застыли с поднятыми кулаками. Дверь незаметно открылась, на пороге стоял человек в белом хитоне. Лучи проникли в салон и играли на всех предметах. Белый хитон слегка струился, словно от легкого ветра. Человек, пристально смотревший на путешественников, кивнул головой, улыбнулся и сказал глухим, приятный голосом:
— Н-на!
Это слово не значилось в словарях ни одного из известных путешественникам языков. Они молча глядели на странного человека, ничего еще не соображая. Профессор робко прошептал лорду:
— Что это значит? Что он сказал?
К лорду неожиданно вернулась жизнерадостность и былая забытая любовь к парадоксам. Поправляя свой немного растрепавшийся туалет, он шепотом ответил профессору: — Я полагаю, что слово это означает удовлетворение и догадку. Он, вероятно, сказал самому себе: я так и думал, это люди, если различие мнений они подкрепляют дракой.
