Лев Квин - Ржавый капкан на зеленом поле
Они, разумеется, не поверили — я на это, вот так сразу, и не рассчитывал. Старший из охранников отдернул занавеску на шкафчике с полками, куда Ковальский ставил принесенную клиентами обувь.
— Которые твои?
Я уверенно снял с полки пару коричневых ботинок:
— Смотри-ка! И верно починил!
— Надень!
Ботинки пришлись мне впору. Иначе и не могло быть. Они на самом деле были моими и стояли здесь, на полке, уже чуть ли не полгода — как раз для такого случая.
Однако охранников и это не убедило. Они были лишь слегка сбиты с толку. Факты говорили одно, а гончий нюх безошибочно подсказывал им, что со мной не все ладно.
— Какой размер?.. Сорок первый?.. Самый распространенный номер! Они и мне впору, и ему. Верно, Таврис?
Тот поспешно закивал, хотя сапожищи на его ходулях были по крайней мере сорок четвертого размера.
— Где живешь?
Я сказал.
— Так то ж в самом центре! — снова придрался охранник. — Снес бы их Иосельсону! Или Римше! Нет взял да поперся в такую даль.
И к этому я был готов:
— Да дерут они там безбожно! Римша заломил целых два лата, А Ковальский взялся за пятьдесят сантимов — разница! Спросите у него самого, если не верите. Я и уплатил вперед.
Но он не верил. Не хотел верить, не мог.
— Кто может подтвердить, что ботинки твои?
Пока все шло как по рельсам. Они клюнули на наш тщательно разработанный трюк с обувью, сданной в починку, и я, артачась и сопротивляясь, потихоньку увлекал их за собой в нужную для себя сторону.
— Ковальский, разумеется.
— А ты, я гляжу, умник! Шестилетку небось кончил?
Сам-то он, по всему видать, проучился недолго.
— Гимназию.
— Вот! Значит, должен понимать, что Ковальский для тебя не свидетель.
— А что с ним такое? Хоть сказали бы! А то жмете из меня сам не пойму что!
— Кто еще? — продолжал напирать охранник к моей радости. — Кто еще может подтвердить насчет ботинок?
— Ну кто? — я изобразил на лице сосредоточенность, хотя все уже было готово заранее. — Отец, мать, брат. Но они далековато.
— Где?
— На хуторе. Возле Ливанов.
— Еще кто?
Охранник начинал терять терпение. Пусть позлится, это тоже мне на руку. Я рискую в крайнем случае зуботычиной, а запутав его, увеличиваю свои шансы на выигрыш.
— Еще квартирная хозяйка, — «вспомнил» я.
— Кто такая?
— Гриета Страздынь. Телефонистка с центральной. Я у нее снимаю комнату.
— И она опознает?
— Думаю, да. При ней были куплены.
— Ну смотри! Если ты только вздумал водить меня за нос… — Он выразительно потряс мощным кулаком. — Таврис, беги в католический приют на Кавалерийской. Там телефон. Позвони нашим, пусть приведут.
— Так начальник ее и отпустил! — подначил я. — Она ж на государственной работе.
— Ничего! — Свиные глазки, оказывается, умели и улыбаться. — Мы одно слово знаем. Не только ее отпустит — сам, если понадобится, следом прибежит… Гимназию кончил, а не понимаешь простых вещей!
Я промолчал, уставясь взглядом в стену. Он победно ухмыльнулся, сунул в рот тонкую папиросу с желтым мундштуком, закурил. «Леди», высший сорт. Десять штук в коробке. Жалованье в охранке платили, видно, побольше, чем у нас в типографии. Даже директор Кришьян Земзар мог позволить себе только второсортные «Треф».
Украдкой я оглядел комнату. Да, обыск здесь учинили по всем правилам. Обои сорваны со стен, в двух местах вздыблены половицы. Только напрасно! Дома Ковальский ничего не держал. Тайник у него в необычном месте. За домиком в огороде колодец. Так вот там тайник, почти у самой воды. Хитроумное устройство в виде большого ящика на колесиках, которое заходило в стенку колодца и поднималось с помощью ворота.
Таврис вернулся быстро. На таких ходулях дойти до приюта и обратно сущий пустяк.
— Послали машину. Шеф сказал — не отпускать, — кивок в мою сторону. — Ни в коем случае!
— Еще бы! — старший охранник почти с нежностью похлопал меня по плечу. — Пойдет у нас первым сортом.
Машина примчалась через несколько минут, прямо как на пожар. Не замолк еще рокот мотора, а в комнату уже входила Гриета в сопровождении…
Ого! Сам Гуго Штейнерт! Меня и впрямь считают важной птицей.
— Бог в помощь, ребята!
— Наше почтение, господин начальник. — Оба вытянулись во фронт.
— Этот? — Штейнерт оглядел меня с головы до ног. — Где-то я его уже видел… Ваш квартирант? Узнаете?
Гриета испуганно жалась к двери:
— Что ты натворил, Арвид?
— Да вот, снес ботинки в починку. Оказывается, нельзя.
— Молчать! — пристукнул сапогом Штейнерт. — Вы должны только отвечать на вопросы.
— Так она же спросила.
Он не рассердился, наоборот, засмеялся.
— На мои вопросы. Теперь понятно?
— Теперь — да.
— Доложите, Османис!
Мой боксер стал объяснять, путано и бестолково. Но Штейнерт с лету ухватил суть.
— Ясно!.. Подойдите, пожалуйста, сюда, госпожа Страздынь. Да не бойтесь вы, вас ни в чем не обвиняют, — успокоил он Гриету; у нее, бедной, от испуга зуб на зуб не попадал. — Вот смотрите: кругом полно всякой обуви. Есть здесь что-нибудь, принадлежащее вашему квартиранту?.. Не волнуйтесь, спокойно, неторопливо. Ошибетесь в одну сторону — нас подведете, ошибетесь в другую — своего квартиранта. А ведь какой приятный молодой человек…
Он говорил, словно завораживал. Гриета и впрямь перестала дрожать, подошла несмело к столику, посмотрела. Потом к шкафчику, снова вернулась к столику. Уверенно взяла мои ботинки, стоявшие среди прочей обуви.
— Вот.
— Они? — спросил Штейнерт у Османиса.
— Так точно! — подтвердил охранник без особого восторга.
— Ну вот, все и выяснилось. — Штейнерт улыбнулся Гриете, она тоже ответила вымученной улыбкой. — Стоило ли так волноваться?
— Извините… Значит, я могу идти?
— Зачем идти? Вас доставят на машине.
— Спасибо, уважаемый господин, спасибо!
— Вот только еще вопрос. Совсем пустяк. Для формальности.
Я снова насторожился. Что он пытается из нее выудить?
— Вы по дороге сказали мне, что ваш квартирант… Ванаг, кажется?
— Да, Ванаг он, Арвид Ванаг, — подтвердила Гриета.
— Что он не пьет, не курит — словом, ведет себя во всех отношениях образцово. И что вы привязались к нему, как мать.
— Не такая уж я старая! — неожиданно обиделась Гриета.
— Пардон! — Штейнерт отвесил галантный поклон. — Я выразился фигурально, но, признаюсь, не слишком удачно… Как старшая сестра — так нас обоих, вероятно, больше устроит…
Он явно раскидывал сети. Но какие? Что Гриета дорогой наболтала про меня? Ей, разумеется, ничего не известно о моей работе в подполье. Но Штейнерт ведь не просто собеседник, а опытный профессионал. Одно ее лишнее слово, один неосторожный намек, и я уже у него на крючке.
