Виталий Гладкий - Приключения-91
— Что он собой представлял? — Я не отреагировал на выпад тренера. — Вы ведь с ним общались — сколько? — почти три года.
— Неразговорчив, скрытен. Но заводной. Нервишки у него шалят, это точно. Очень обязательный. Если пообещал — разобьется, но исполнит. Вот, пожалуй, и все.
Из спортзала я не шел, а летел, будто за полчаса у меня прорезались крылья. Карасев! Не думаю, что теперь установить его место жительства будет архитрудной задачей.
Адрес Карасева я получил за считанные минуты. И сразу же, не мешкая, отправился к нему домой, на всякий случай, для подстраховки, захватив с собой Баранкина.
Дверь коммуналки, где жил Карасев, открыла приземистая старуха.
— Чаво? — переспросила она, приставив ладонь к уху, тем не менее в мое удостоверение впилась цепко и что нужно вычитала вмиг. — А, Карасев... Ентот паразит... Вона евойная дверь. Нетути Карасева.
— Не знаете, когда придет?
— Гы... — открыла щербатый рот старуха. — Он мине не докладывает. А нетути его ужо неделю. Не меньше.
Новость для меня малоприятная. Что делать? Не думаю, что мне удастся быстро получить санкцию на обыск: Иван Савельевич все еще по больницам прохлаждается, а его молодой коллега, завидев меня, зеленеет от испуга и старается побыстрее сбежать куда-нибудь «по делам». А что, если?..
— Рискнем? — тихо говорю Баранкину, показывая глазами на дверь комнаты Карасева.
— Ты что, того?.. — хотел покрутить он пальцем у виска, но, заметив любопытный взгляд старухи, быстро опустил руку. — Серега, у меня свадьба через три дня... — взмолился он. — Кто капнет — нас со свету сживут, по высоким кабинетам затаскают...
— Могеть, вам зглянуть на евонную комнату надыть? — робко спросила старуха.
— Не мешало бы... — переглянулся с Баранкиным, он только потупился безнадежно.
— Чичас... — Старуха зашлепала по коридору.
Через минуту она возвратилась и протянула мне ключ.
— Евойный, запасной... — Глаза ее забегали.
— Откройте, пожалуйста, — с официальной сухостью сказал я.
Старуха помялась немного, но не возразила.
Комната Карасева поражала убожеством: давно не беленные стены, слой пыли на столе и телевизор старой модели, простыни не первой свежести на довоенного образца кровати с медными шишечками... Я чувствовал себя неловко и ругался последними словами — а дальше что? Обыскать — значит, нарушить закон, уйти просто так — а вдруг в комнате есть что-нибудь такое... Короче, мы с Баранкиным топтались у входа, а затем он меня потянул за рукав к выходу. И тут я увидел! В другое время, при иных обстоятельствах я, возможно, прошел бы мимо, ничего не заметив, но в этот неприятный для нас с Баранкиным момент все мои чувства были обострены...
Через полчаса я уже стоял на пороге ЭКО.
— Здорово, Кир Кирыч! Колдуешь?
— А, Серега. Наше вам... — Мой приятель-эксперт оторвался от окуляра микроскопа и вяло пожал мне руку. — Садись. Хлебнешь? — показал на колбу, до половины наполненную прозрачной жидкостью.
— Спиритус вини?
— Извини, Серега, коньяк для опытов нам не положен. Чем богаты...
— Увы, не могу. Как-нибудь в другой раз. Тороплюсь. Я к тебе за помощью. Нужно срочно определить, что это за следы, — и я протянул Кир Кирычу полиэтиленовый пакет с тряпкой, которую выудил из картонного ящика с мусором в комнате Карасева.
— Старик, для тебя сделаю. Посиди. Я в лабораторию. Вот журнальчик итальянский для мужчин. Поразвлекайся. Да не вздумай увести. Вещдок...
Вскоре Кир Кирыч возвратился.
— Ну, это просто... Сам, наверное, знаешь. На этой тряпке следы порохового нагара, оружейного масла и чешуйки свинца. Короче, этой тряпкой чистили ствол, похоже, револьвера.
— Чешуйки свинца... Слушай, Кир, а нельзя проверить, не из этого ли оружия застрелили Лукашова?
— Можно. Но на это потребуется значительно больше времени. Нужно провести спектральный анализ чешуек и пуль.
— Кир, голубчик, постарайся! С меня причитается.
— Да ладно, сочтемся. К вечеру заключение будет готово.
Поздним вечером я позвонил в ЭКО.
— Обрадую тебя, Серега, — ответил на другом конце провода усталый голос Кир Кирыча. — Именно из этого нагана был застрелен Лукашов. За бумагами зайдешь?
— Спасибо, Кир! Ну ты молодец... Бумаги завтра. Будь здоров!
КИЛЛЕР
Как я по-глупому влип, простить себе не могу! Попался на элементарную уловку, как молокосос. Взяли меня Додик с Феклухой в тот момент, когда я помогал подняться старушенции, ни с того ни с сего рухнувшей прямо передо мной. Это я уже потом понял, что старая стерва была «подсадной уткой», когда меня притащили к ней на «хазу» в пригородном поселке. Додик и Феклуха ржали, как помешанные.
Шеф появился на вторые сутки моего заточения.
— Ну, здравствуй, мой мальчик, — он уселся на табуретку, развяжите ему ноги, пусть сядет, — приказал он Додику.
Я лежал на кровати, связанный по рукам и ногам, — эти поганцы боялись меня, как огня, конечно, в данной ситуации это обстоятельство было слабым утешением.
— Шеф, да он... — Додик скорчил глупую гримасу.
— Два раза я не повторяю...
Додик поспешил исполнить приказание.
— Ты голоден? — участливо поинтересовался шеф.
Я молчал, с ненавистью глядя на его тщательно выбритое лицо.
— Не сердись. Ты сам виноват. То, что надумал завязать — ладно. С кем не бывает... А вот то, что осмелился водить меня за нос, — это уже наказуемо, и со всей строгостью. Тебе было поручено ликвидировать жену Лукашова. С некоторых пор она стала для нас опасна. Я тебе объяснил почему. Для тебя ее кончить... тьфу! И нет. Невелика сложность. А ты все ходил вокруг да около, глаза мне замыливал, а сам лыжи вострил: билет на самолет прикупил, денежки припрятанные откопал. Те, что я тебе платил. Я! Не скупясь платил. К бабе своей собрался по-шустрому да втихаря? Ну это еще полбеды. Но за то, что ты пожалел жену Лукашова — пожалел ведь, а? — и не выполнил мой приказ, ответ держать придется. Молчишь?
Шеф закурил и некоторое время смотрел на меня задумчиво, пуская дымные кольца.
— Выйди, — указал он Додику на выход. — Оставь нас одних.
Подождав, пока Додик плотно прикроет дверь, он начал:
— Как ты думаешь, зачем я тебя спасал, вытаскивал из всех твоих историй, приблизил к себе? За какие такие заслуги? Не знаешь. И мать твоя тебе этого не рассказывала... Впрочем, когда я с тобой познакомился, она уже была полностью деградированной. Водка, пьянки-гулянки... Значит, не знаешь? А я тебе расскажу. Она была моей любовницей, стала ею в четырнадцать лет. Не исключено, что ты мой сын, — он гнусно ухмыльнулся. — Хотя... нет, не похож, совсем не похож... Видно, нагуляла тебя с каким-нибудь ублюдком. Такие дела, мой мальчик.
