И Ряпасов - Неведомый город
— Мой великий учитель дал много заветов: один из них тот, что наука, прежде всего, должна облегчать человечество в его борьбе за существование. Хотя Фарадэй был последователь чистой науки, но я, его ученик, всю жизнь старался применять великие научные открытия на практике, чтобы извлекать из них пользу для людей.
— Итак, вы осуществили здесь одну из великих идей «царя физиков»? — спросил инженер.
— Нет, — ответил ученый, — нет. Эта мысль принадлежит Эдисону. Впрочем, ему принадлежит постольку, поскольку и всему нашему веку. Речь идет об утилизации энергии каменного угля без добычи его из копей. Этим вопросом в последние годы, в особенности после забастовки английских углекопов, занялись многие химики Европы, не подозревая, что я уже блестяще решил задачу и применил свое открытие на практике.
— Так вы пользуетесь для своих машин каменноугольным газом?
— Вы говорите о метане? Каменноугольным газом в Германии и Америке уже живут целые города, фабрики и заводы. Нет, мое открытие гораздо глубже и важнее, чем получение каменноугольного газа. Известно ли вам, что топливо, хотя бы каменный уголь, дает всего 10–15 % той полезной работы, какую оно должно бы давать. Современные технические усовершенствования не в состоянии уловить всего или хотя бы половины настоящего эквивалента работы. Лишь 10–15 % энергии идет на действительную работу, а 85–90 % пропадают, бесследно распыляются в воздухе, превращаются в то, что профессор Ауэрбах зовет рассеянием энергии.
— Начинаю что-то припоминать, — сказал внимательно слушавший инженер. — Вы предвосхитили идею Рамзая, предполагавшего, как пишут газеты, утилизировать каменный уголь сжиганием в пластах и собирать газ в огромные центральные коллекторы, через что он думает получить 30 % энергии. Да, это произведет колоссальный переворот в промышленности.
— Вы подошли близко к разрешению вопроса, мистер Березин, но не разрешили его. Это удалось мне и, клянусь Всевышним, только я один знаю истинный секрет утилизации каменного угля. Надеюсь, он умрет со мной, так как я вовсе не настолько жесток, чтобы через свое открытие подвергать моих братьев, английских углекопов, голодной смерти от безработицы. Нет, я не сделаю этого! — громовым голосом заключил старый изобретатель. — Эти механизмы питаются скрытой теплотой каменного угля из огромного пласта, лежащего под нами. Подобно тому, как электрический ток передается по проволоке, так и девяносто процентов энергии каменного угля течет к моей станции по проводам, находящимся в толще каменноугольных рождений. Здесь, — указал он торжественно на машины, — вы видите станцию, дающую столько энергии, которой вполне достаточно для приведения в движение всех промышленных городов Англии.
— Как! — вскричали инженер и доктор вместе, проявляя все признаки глубокого изумления: — даже девяносто процентов?! Вы решили задачу, неразрешимую для лучших химиков нашего времени! Такое открытие граничит с чудом!
— Воочию убеждайтесь, господа, — сказал старец, делая жест в сторону механизмов.
А машины, как огромное разбуженное чудовище, по-прежнему бесстрастно двигались, мелькая своими блестящими частями, словно панцирем. Колесо без обода вращалось с изумительной быстротой, рычаги продолжали выбрасываться и сокращаться.
— Нам пора идти, — заметил м-р Блом.
Наверх поднялись в обратном порядке. Стена сомкнулась и огромнейшая из мировых станций, силовая станция английского ученого была опять скрыта от всех нескромных взоров.
В зале остановились. Доктор Руберг, до того погруженный в свои мысли, подошел к м-ру Блому и спросил:
— Так это вами подожжен пласт каменного угля милях в тридцати отсюда?
Ученый удивленно взглянул на говорившего.
— Разве вам и это известно? Вы знаете, что верхний пласт угля, к западу отсюда, горит? Мне не было нужды его поджигать, он сам воспламенился, скажу более: это далеко не соответствует моим видам. Я бы желал видеть пласт в состоянии покоя, так как мне не надо огня для извлечения энергии, нужной моей станции. Но я желал бы знать, как вы, будучи без инструментов, без приборов, определили горимость каменноугольного пласта?
— Мы видели пламя собственными глазами, — спокойно отвечал доктор. — Из этого ада мы вышли целыми только благодаря инженеру.
Пришла очередь для м-ра Блома изумляться словам доктора. Он недоверчиво взглянул на трех друзей, думая в словах Руберга найти признаки хвастовства, но, увидев их благородные, решительные лица, предположил, что они подверглись под влиянием невиданных вещей внезапному сумасшествию.
Однако, доля правды в первых словах доктора заставила его отвергнуть и это предположение.
— Вы меня мистифицируете, — проговорил м-р Блом. — Нельзя поверить, чтобы человек мог пробраться в самое пекло, где и сатане будет жарко. Я, поверьте, глубоко ценю вашу неустрашимость, ваши способности выпутываться из сложных положений, но… видеть собственными глазами пожар каменноугольного пласта — это, как хотите, превосходит всякую долю вероятия.
— Между тем, это — факт, не подлежащий сомнению, так как перед вами трое очевидцев, — начал Березин. — Мы вас можем уверить, только заставив выслушать наш рассказ.
— Жду с нетерпением, — объявил ученый, приглашая всех садиться.
Инженер начал с того, как случайно убитая саксаульная сойка дала пищу их размышлениям, со всеми подробностями передал путешествие по гроту с воздушной тягой, рассказал о гибели проводника, о виденной им страшной и величественной картине пожара огромной подземной пещеры и о вынесенных из этого кошмара впечатлениях.
Старый профессор с величайшим вниманием следил за рассказом, вглядываясь в изменявшиеся лица друзей, переживавших теперь еще раз весь ужас пребывания в пещере. Он уже не сомневался в правдивости их слов. Да, эти русские — великие герои, способные идти безрассудно на самую глубочайшую опасность. Такие люди редки, их необходимо беречь, как зеницу ока!..
— Господа, вы проявили редчайшее мужество и хладнокровие в смертельной опасности, — заговорил ученый, — что делает вам честь. Я же очень рад, что судьба столкнула меня с такими людьми, как вы. Прошу извинить мое вполне понятное при данных условиях сомнение. Усомниться мог бы всякий, а не только я, заядлый скептик.
Ученый с чувством крепко пожал руки трех друзей.
«Гм… — думал про себя доктор Руберг, — этот старец начинает мне нравиться все больше и больше. Несмотря на гениальность и кладезь всякой учености, он понимает людей». После такого рассуждения холостяк успокоился.
