Сергей Гомонов - Душехранитель
Телохранитель не слушал ни одного, ни второго:
— Сейчас мы поедем окольными путями, по бездорожью. На самолет ты успеешь. Когда я буду вести машину, молчите оба. Это уже не просьба. Это приказ. Если на нас нападут, ты, Рената, без разговоров ложишься на пол. Гарик, автомат остается у тебя.
— Да я в жисть не стрелял!
— Молчи и слушай. Если меня выведут из строя, не ждите ни секунды. Ты садишься за руль и увозишь ее. Рената, вот твой паспорт. На. В аэропорту обращаетесь в кассу. Бывает, перед рейсом сдают билеты. Один-то уж точно найдете. Перерегистрируете на ее имя. Деньги в «бардачке». Далее, в Тюмени, смотрите по обстоятельствам. Рената, рекомендую тебе разобраться с «дипломатом». Значит, тебе нужно добраться до Москвы.
Рубленые фразы телохранителя, лаконичность приказов и то, что он внезапно стал называть ее на «ты», показались Ренате очень плохим знаком. Саша будто бы прощался.
— Саша, можно спросить? — хватаясь за его руку, умоляюще прошептала она. — Почему вы решили, что вас могут убить? Тогда убьют и всех нас, это же ясно!
— Нет. Ясно, что тебя не тронут. Теперь ясно.
— Почему?
— На посту стреляли только в меня. На поражение. Ты нужна им живая. И вряд ли это лучше смерти, поэтому, Гарик, сделай так, чтобы она им не попалась. Все, вопрос закрыт. Поехали.
И его рука накрыла полупрозрачный пластмассовый набалдашник на рычаге передач…
…Оставшиеся два с лишним часа ехали молча. Вернее, не ехали, а скакали — по канавам и рытвинам, кочкам и оврагам. «Чероки» послушно и деловито выручал из беды своих новых хозяев…
К омскому аэропорту удобнее было бы проехать по Авиационной, но и здесь Саша перестраховался, немного поплутав по окрестным улочкам и наблюдая, нет ли за ними «хвоста». Остановился он за пару кварталов от аэровокзала.
— Отсюда сам добежишь! Давай!
Пожимая руку телохранителю, Гарик облегченно вздохнул:
— Ну, как грится, будете в Ростове-на-Дону — где искать, знаете… И… эт самое… удачи, что ли…
Посмотреть на Ренату и уж тем более лезть к ней с прощаниями он так и не осмелился.
— Куда дальше? — дождавшись его ухода, спросила девушка.
Отдыхая, Саша сложил руки на руль и опустил на них голову.
— Урал, Рената. Урал… Еще не знаю, как лучше — через Екатеринбург или через Челябинск… Ты ведь видишь: они открыли охоту. Если у них связи только по области — мы свободны. Если нет…
— А вы… ты сам как думаешь?
— Боюсь, что все гораздо хуже, чем я себе представлял…
Девушка невольно сжала кулаки. Она еще не догадывалась, что очень скоро подобные вещи в ее жизни перестанут быть чем-то выходящим из ряда вон…
Часам к пяти вечера, уже перед самым закатом, вдруг распогодилось. Солнце светило им в глаза, будто желая ослепить изгоев, так настойчиво преследующих его. Оно постепенно краснело. Пригорки по обе стороны дороги становились все выше, все мрачнее сгущались тени на неосвещенных склонах. В ушах закладывало от подъема…
Когда окончательно стемнело, Саша загнал джип в ложбину меж двух холмов, где они с Ренатой и развели небольшой костер, чтобы поесть.
— Будешь тушенку? — спросил телохранитель.
Девушка кивнула, он ловко вскрыл консервную банку перочинным ножиком.
— Да подожди, она же холодная! — засмеялся Саша, когда Рената протянула руку, и пристроил банку на лежащий в углях плоский камень.
С севера подул ветер. Телохранитель принес из джипа куртку и бутылку коньяка:
— Такого, как ты любишь, я не нашел, — закутывая подопечную, посетовал он. — Вот. Это бренди, наверное…
Рената безразлично махнула рукой, но когда смысл сказанного дошел до нее, удивленно посмотрела в освещенное пламенем лицо Саши. А он, думая о чем-то своем и грея иззябшие руки, сидел на корточках возле самого костра и наблюдал за живой, беззаботной игрой огненных язычков.
Довольно обычный, неяркой внешности при дневном освещении, сейчас, вот такой, он был очень хорош. Задумчивый, спокойный…
— Откуда ты знаешь, какой коньяк я люблю? — спросила девушка, поневоле залюбовавшись им.
Саша слегка улыбнулся:
— Я много о тебе знаю.
— Шутишь? Артур рассказывал? Он часто подтрунивал над нами с Дашей, мол, сопьетесь… Жалко их обоих…
— Да, жалко… — тихо и бесцветно, словно эхо, откликнулся он.
— Знаешь, мне неудобно, что я в куртке, а ты мерзнешь…
Саша осторожно помешал в банке пластмассовой вилкой:
— Да ничего…
— Ну как это — ничего… Свалилась я тебе, такая, на голову, как снег, да? Мерзлячка-сибирячка. Папа меня называл оранжерейной сибирячкой. Я в Новосибирске даже летом часто мерзла. Как будто душа не греет…
Он вскинул на нее взгляд и замер. Она не придала этому значения, отвернулась, хлебнула из горлышка. Вкус у этого бренди был действительно неприятным, но заставить себя глотать эту жгучую жидкость — можно…
— Держи, — Саша подал ей вилку, затем поставил банку с дымящейся тушенкой на пенек. — Нормально поедим в Челябинске. Утром…
Уходить от костра девушке не хотелось и после импровизированного ужина. Если бы не вид окоченевшего Саши… Рената решительно сняла куртку:
— Теперь погрейся ты. А я коньяк пью, мне и так хорошо.
— Теперь душа греет? — усмехнулся телохранитель.
— Да ее нет у меня… Мне и муж об этом часто говорил. Типа того, что «без души и миллионы — гроши»…
Она не стала протестовать, когда телохранитель обнял ее за плечи и поделился курткой. В тот же миг стало тепло-тепло и несказанно уютно. Почти как вчера ночью, в Чанах… Словно под крыло взял…
— А что еще, кроме моего пристрастия к этому делу, ты обо мне знаешь? — Рената взболтала содержимое початой бутылки и с интересом заглянула в Сашино лицо.
— Что тебе снится сон…
— Всем снятся сны! — возразила она с улыбкой. — Тем более, утром я сама тебе об этом говорила! — девушка помрачнела и уже с совершенно другим настроением продолжила: — Мне в последние дни, как ни задремлю, снится… какой-то храм, из глубокой-глубокой древности, но в тот момент, когда я вижу в нем себя, он новехонький, будто бы только выстроенный… или, по крайней мере, за ним хорошо ухаживали, реставрировали… Водоем прямо в центре этого храма… фрески на стенах… яркое солнце…
Саша, посмотрев на нее темно-серыми, непрозрачными глазами, договорил:
— …а из глубины этого бассейна выныривает и взлетает огненная птица, и тебе нужно собрать её пепел, когда она сгорит… Одно условие: всё, до последней песчинки…
— Откуда ты… Саша, не пугай меня!
