Роберт Стивенсон - Новые арабские ночи
После того он задал несколько вопросов об американских политических делах. Сайлес ответил толково и впопад.
— Вы еще совсем молодой человек, — сказал принц, — но я замечаю, что вы что-то серьезны не по годам. Может быть, вы слишком много занимались науками? Впрочем, виноват, я, быть может, нескромно коснулся какой-нибудь неприятной для вас темы…
— Я действительно имею причину считать себя самым несчастным человеком на свете, — отвечал Сайлес, — потому что ни с кем еще, кажется, не поступали так ужасно без всякой вины.
— Я не хочу напрашиваться на ваше доверие, — сказал принц Флоризель, — но вы не забывайте, что рекомендация полковника Джеральдина для меня самый лучший паспорт, и что я не только хочу, но и больше других могу быть вам полезен.
Сайлес пришел в восторг от любезности высокой особы, но скоро опять вспомнил о своих печальных обстоятельствах. Его горя не могла рассеять даже милостивая благосклонность принца.
Поезд прибыл в Чэринг-Кросс, где таможенные чиновники, по обыкновению, не стали осматривать багаж принца. У вокзала дожидались элегантные экипажи. Сайлеса вместе с другими привезли во дворец. Там к нему подошел полковник Джеральдин и выразил ему свое удовольствие по поводу того, что счастливый случай помог ему оказать небольшую услугу другу доктора, к которому он питает особенное уважение.
— Я надеюсь, — прибавил он, — что весь ваш фарфор окажется в целости. По всей линии был разослан специальный приказ — обращаться с вещами принца особенно бережно.
Распорядившись, чтобы молодому человеку подали один из экипажей принца, и чтобы на задок поставили саратогский сундук, полковник пожал американцу руку и ушел, сославшись на множество дел по управлению двором.
Сайлес вскрыл конверт с адресом и велел представительному выездному лакею везти себя в Бокс-Корт со стороны набережной. Ему показалось, что названное место было небезызвестно выездному, потому что тот посмотрел с удивлением и попросил повторить. С тревогой в сердце сел Сайлес в роскошную карету и поехал по адресу.
Въезд в Бокс-Корт был слишком узок для кареты. Там был только проход между решетками со столбом на каждом его конце. На одном из столбов сидел человек, который сейчас же соскочил с него и дружески кивнул кучеру, а лакей отворил дверцу и спросил Сайлеса, нужно ли вынимать из кареты сундук и в какой номер его нести.
— Пожалуйста, в номер третий, — сказал Сайлес.
Выездной лакей и сидевший на столбе человек с помощью самого Сайлеса с трудом потащили сундук. Прежде чем они донесли его до дверей нужного дома, молодой человек с ужасом увидал, что собралась толпа зевак на него смотреть. Но он и вида не подал, что смущен, а когда какой-то человек отпер ему дверь, он вручил ему конверт с письмом.
— Его нет дома, — сказал человек, — но вы оставьте письмо и зайдите завтра утром. Я тогда вам уже буду в состоянии сказать, примет ли он вас и когда. Свой ящик вы оставите у нас? — прибавил он.
— Разумеется! — воскликнул Сайлес, но сейчас же раскаялся в своей торопливости и объяснил с неменьшей горячностью, что предпочитает увезти сундук с собой в гостиницу.
Толпа загоготала по поводу этой нерешительности. В адрес Сайлеса посыпались оскорбительные замечания. Смущенный, сконфуженный и напуганный американец обратился к слугам с просьбой отвезти его в какую-нибудь хорошую гостиницу по соседству.
Карета принца привезла Сайлеса в Крэвенскую гостиницу на Крэвен-Стрит и сейчас же уехала домой, сдав его на руки гостиничной прислуге. Для него нашелся единственный свободный номерок на четвертом этаже с окном во двор. Два дюжих носильщика, с возней и воркотней, внесли в эту келью саратогский сундук. Нечего и говорить, что сам Сайлес усердно поддерживал его, когда его несли, и на каждом повороте замирал от страха, что при малейшем неверном шаге сундук упадет через перила на помост вестибюля, разобьется, раскроется — и все увидят его роковое содержимое.
Войдя в номер, он присел на край кровати, чтобы хоть немного отдохнуть после перенесенной муки, но сейчас же испугался опять, увидав, что носильщик услужливо хлопочет около сундука, стараясь развязать веревку, которой он был обвязан.
— Оставьте, не нужно развязывать! — закричал на него Сайлес. — Мне из этого сундука ничего не понадобится, пока я здесь.
— Тогда зачем же вы велели его сюда вносить? — заворчал носильщик. — Оставили бы его внизу в передней. Этакая тяжелая махина! Целая церковь. Ума не приложу, что тут может лежать. Если это все деньги, то вы богаче меня.
— Какие деньги? — внезапно смутившись, возразил Сайлес. — Нет тут никаких денег, вы все глупости говорите.
— Ладно, капитан, будь по вашему, — отвечал носильщик, кивая и подмигивая. — Дотрагиваться до денег в вашем сундуке никто здесь не собирается. Они будут в нем сохранны, как в банке. Но только сундук-то уж больно тяжел, так что я бы не прочь выпить за здоровье вашего сиятельства.
Сайлес дал два наполеондора, извиняясь за иностранную монету, так как он только что приехал из-за границы. Носильщик заворчал еще больше и, держа наполеондоры на ладони, презрительно посмотрел несколько раз то на них, то на саратогский сундук, и только после этого наконец ушел.
Уже около двух суток мертвое тело пролежало в сундуке Сайлеса. Несчастный американец несколько раз с тревогой приставлял нос ко всем щелям и промежуткам чемодана, но никакого запаха не было. Погода стояла холодная, и сундук до сих пор не выдавал своей ужасной тайны.
Он сел на стул около сундука и в глубокой задумчивости закрыл лицо руками. Если он вскоре же не отделается от своего багажа, то все немедленно обнаружится. Один в незнакомом городе, без друзей, без знакомых, с одним письмом доктора Ноэля, он пропадет окончательно, если не сдаст сундука. А ведь у него недурные виды на будущее. В своем родном городе Бангоре, в штате Мэн, он мог бы скоро сделаться выдающимся человеком, переходить, повышаясь, с должности на должность, от почета к почету. Как знать, может быть, со временем он мог бы даже попасть в президенты Соединенных Штатов, и впоследствии ему поставили бы безвкусную статую в вашингтонском Капитолии. А теперь он прикован к мертвому англичанину, сложенному вдвое и засунутому в саратогский сундук, и если Сайлес не сумеет от него отделаться, — прощайте все честолюбивые мечты о высоких должностях!
Мне страшно даже представить то, что говорил сам себе молодой человек про доктора, про убитого человека, про мадам Зефирин, про носильщика, про лакеев принца, вообще про всех, с кем только ему пришлось столкнуться во время своих бедственных похождений.
