Хэммонд Иннес - Большие следы
— Что за сделка? — уныло спросил я.
— Ты хочешь попасть на озеро Рудольф, не так ли?
— Да, если бы удалось уговорить ван Делдена взять меня туда. Тебе сказали, где он?
— Они не знают. Ты ведь по-прежнему хочешь отправиться к Рудольфу?
Я покачал головой. Не зная, что «обстряпал» Эйб, я уже боялся этого.
— А денег они тебе не предлагали?
— Разумеется, предлагали. Потому там и присутствовал директор банка. У меня создалось впечатление, что положение Кимани ненадежно. Он хотел заключить со мной прямую денежную сделку через цюрихское представительство банка.
— Почему же ты не взял наличными?
— Пленка-то не моя. Я знал, что тебе хочется поехать на север…
— Сегодня ночью прибудут два транзитных самолета, — сказал я. — И мне хочется только одного: сесть в какой-нибудь из них и убраться отсюда.
Эйб засмеялся.
— Стоило ван Делдену и девушке исчезнуть, и ты уже сдрейфил.
— Значит, тебе известно, где Мери Делден? Кимани сказал?
Эйб кивнул.
— Умная девушка: приклеилась к Кэрби-Смиту.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Она знает, где можно достать хороший материал. Засуха, голод, операция по отстрелу… И Кимани хочет, чтобы статья об этом появилась. Спаситель голодающих… В «третьем мире» это политический капитал. Того же хочет и Кэрби-Смит, если, конечно, его действия получат оправдание в статье.
— Вот, значит, в чем дело. Боишься упустить материальчик. Сторговал мою пленку с ван Делденом в Серенгети за возможность присоединиться к Кэрби-Смиту и снять что-нибудь для своей телесети!
Он кивнул головой.
— Выбирать не приходилось.
— Но тебя-то озеро Рудольф не интересует, — сказал я.
— Нет, но оно интересует тебя. Ты скажешь мне, почему?
— Нет.
— Ладно. Но причина, видимо, у тебя есть.
Он на минуту умолк. Глаза его были полуприкрыты, на лице появилось странное грустное выражение.
— Большинство из вас живет, ни во что особенно не веря. Но такие люди, как ван Делден, идут по жизни рука об руку с богом, в уверенности, что появились на свет ради какой-то цели. — Эйб закрыл лицо руками и подался вперед, словно читал молитву. — Ты знаешь, почему ван Делден уехал на Сейшелы?
— Он ушел на покой, — ответил я. — У родных его жены был там дом…
— Чепуха! Не такой он человек, чтобы уходить на покой по собственной воле. Его выгнали из Кении. Выслали.
— Откуда ты знаешь? — спросил я, не ведая, верить ему или нет.
— Из «Нэйшн». Расставшись с Кимани, я просмотрел старые номера. Это произошло примерно за год до войны. Какой-то человек по имени Эндерби исчез в окрестностях Марсабита, на территории, приобретенной ван Делденом под заповедник. Он был белым охотником, вел отлов для зоопарков и парков сафари, специализируясь на слонятах. Они у него дохли в ужасающих количествах, но ему было наплевать. Правительству — тоже. Только ван Делдену было не все равно, и когда Эндерби начал заходить на его землю, ван Делден заявил, что пристрелит его, как только тот пустит в ход ружье и шумовые гранаты на его земле.
— Значит, по-твоему, ван Делден действительно застрелил Эндерби? — Я вспомнил, какой дикий вид был у ван Делдена в Серенгети, вспомнил холодную ярость в его светлых глазах.
Эйб пожал плечами.
— Человек с его моральными принципами и любовью к слонам… Теперь это даже не выглядит как убийство, правда?
Потом он добавил:
— Ван Делден всю жизнь работал со слонами, а тут разведчики сообщают, что стада слонов движутся на север через Метьюз-Рейндж и Ндото.
— Думаешь, он идет на север, а не пробирается к побережью?
Эйб снова пожал плечами.
— Ладно, я ложусь. Завтра, часов в восемь утра, за нами приедет грузовик. Я получил в проводники Каранджу. Если захочешь попасть на север…
— Каранджу?
— Совершенно верно. Я его и не просил. Просто министр сказал, что пришлет к нам Каранджу, который все и устроит.
Эйб прищурился, чтобы разглядеть меня.
— Можешь ехать со мной, можешь не ехать, вольному воля. Мне все равно. Подобно слону, я следую какому-то внутреннему велению. Я и не жду, что ты меня поймешь. Сам-то не понимаю… — Он ухмыльнулся. — Хоть раз в жизни увижу то, что хочу увидеть, сниму то, что хочу снять.
Я вспомнил, что читал про озеро Рудольф в своей выцветшей рукописи. Сухая, покрытая лавой земля, конусы вулканов, свист горячих ветров с Кулала. Стоило ли рисковать жизнью в этой богом забытой стране ради археологических раскопок, поисков каких-то призраков? А тут еще этот Эйб Финкель, будь он неладен! Продать мой фильм о Серенгети за возможность поглазеть на одно-два стада слонов…
Я сидел, расстелив на коленях карту, когда в комнату вошел Кен и объявил, что автобус прибыл.
— Чего сидишь? Собирайся, мы улетаем первым рейсом.
— Я не поеду. Остаюсь здесь, — услышал я собственный голос. Стараясь говорить беспечным тоном, я перечислил все, что Кен мог забрать с собой и что следовало оставить мне: «белью», всю чистую пленку и оставшиеся наличные деньги. Мне было нелегко убедить его, что я не шучу, но в конце концов Кен сказал:
— Что мне сказать Джону?
Я уже почти забыл о Джоне Крэбтри и о Би-би-си. Я вручил Кену исписанные листки сценария.
— Отдай это отпечатать, а потом — Джону, вместе с пленкой. Пусть попробует склепать что-нибудь.
— Когда ты вернешься?
— Откуда я знаю! Скажи, что я работаю над другой темой, не входящей в задание. Как только доберусь до Лондона, тут же повидаюсь с ним.
Кен кивнул.
— Хорошо, скажу, — он пожелал мне удачи и ушел. Дверь закрылась, в комнате сразу стало пусто и мрачно. Я снова остался наедине с книгой Петера ван Делдена и старой картой.
На рассвете меня разбудил резкий крик птиц. Я лежал и смотрел на солнце, которое почти мгновенно стало огненным. Тени сгустились. Мягкости, присущей английскому сельскому пейзажу, здесь не было и в помине: птицы кричали хрипло, трава стояла жесткая, солнце давало не животворное тепло, а устрашающий жар. Часы показывали почти семь. Если Кен успел на первый рейс, то меньше чем через час он сядет в Хитроу. А я до сих пор в Африке и обречен на занятие, к которому жизнь меня никогда не готовила.
Внезапно я почувствовал, что мне все нипочем. Рудольф, северная граница — это новый мир.
Пришел Эйб, веселый как пташка и полный энергии.
— Значит, ты здесь, — на нем были шорты цвета хаки и охотничья куртка. Всю аппаратуру Эйб прихватил с собой. Он улыбался. — Дай, думаю, зайду по дороге на завтрак, проверю. Я буду на террасе.
Через десять минут я вышел на террасу. Теперь, когда делегаты конференции разъехались, тут было почти пусто. Несколько африканцев пили кофе, Эйб сидел за столиком в тени беседки. Он был здесь единственным белым. Каранджа восседал напротив. На нем была линялая синяя рубаха и брюки защитного цвета. На столе лежала расстеленная карта.
