Густав Эмар - Перст Божий
— Я вас не понимаю, сеньор.
— Я сейчас объяснюсь; вас не удивило, что я распорядился остаться здесь на ночь?
— Конечно, удивило, сеньор, тем более что еще сегодня утром вы говорили, что остановок нигде не будет до самой асиенды, мы прибудем к десяти или одиннадцати часам вечера.
— Вы не догадываетесь, отчего я изменил мнение?
— Право, нет, сеньор, я даже не пробовал понять, отчего вы так поступаете. Разве вы не хозяин и не свободны действовать, как находите нужным без того, чтобы в этом доискивались какой-либо причины?
— Меня заставило остановиться в пресидио письмо. Вот оно. Прочтите его, и вы сознаетесь, что ваше предчувствие не обмануло вас.
— Сеньор! — сказал он, отталкивая бумагу, которую ему протягивал дон Порфирио.
— Прочтите это письмо, мой друг. Я не хочу иметь от вас секретов.
— Раз вы этого хотите, пусть будет по-вашему, сеньор. — И охотник быстро пробежал записку.
— Какие ужасные новости, — сказал он, возвращая ее обратно.
— Вы видите, вы почти угадали их!
— Правда!
— Что же нам делать?
— Принять предосторожность, черт побери.
— Но каким образом?
В это мгновение поблизости послышался выстрел.
— К оружию, ребята! — закричал Кастор, вскочив одним прыжком, с ружьем в руке.
В одну минуту весь лагерь был на ногах, каждый занял свой пост, готовый к сражению.
Кастор собирался послать двух-трех охотников на разведку, узнать причину тревоги, как послышался стук копыт, скачущей галопом лошади.
— Hola, не стреляйте! Я ваш друг, Пепе Ортис, везу новости.
Это был действительно голос честного малого, который все узнали.
Кастор повернулся к дону Порфирио и, нагнувшись к его уху, тихо проговорил:
— Мне кажется, вот кто нам даст добрый совет.
— Дай Бог! — проговорил дон Порфирио так же тихо. — Он подоспел как нельзя более кстати.
Вскоре увидели молодого человека, несущегося во весь дух; в одну секунду ему освободили проход к укреплениям.
— Благодарю, кабальерос, — весело проговорил он, — еще немного места, пожалуйста!
Схватив какую-то бесформенную массу, висевшую поперек шеи его лошади, он сбросил ее на землю, где она подпрыгнула, издавши глухой шум.
— Valgame Dios! — вскричал дон Порфирио, отодвигаясь в ужасе. — Что это? Никак труп?
— Да, труп шпиона. Он изволил выстрелить в проходе, я с ним поиграл в прятки около часа, но, как видите, мне удалось очистить дорогу. Я привез его, чтобы как-нибудь узнать, откуда он взялся; может быть, его кто-нибудь и узнает.
И он спокойно соскочил на землю.
ГЛАВА V. Каким образом охотники перешли Марфильское ущелье
а площади началась невообразимая суматоха. Стрелки, охотники, женщины, дети, старики — все в один миг столпились около трупа, лежащего на земле при входе в бивуак, где Пепе Ортис сбросил его, не стесняясь. Каждый проталкивался вперед, чтобы получше разглядеть и порасспросить; все ругались, и кричали, словом гвалт стоял несмолкаемый.
Дон Порфирио, отчаявшись быть услышанным в этой любопытной толпе, столь жадной до зрелища, сделал знак капитану Диего Леону.
Тогда последний дал несколько приказаний своим солдатам, которые тотчас же взялись за оружие и, образовавши ряды с помощью охотников, принялись медленно расталкивать народ, подгоняя непослушных древком своих копий; в десять минут вся площадь очистилась.
Жители, усталые, помятые и даже пораненные, вынуждены были разойтись по домам, где они и заперлись для спокойствия.
Около трупа образовался из стрелков и охотников непроницаемый круг.
— Факелы! — приказал дон Порфирио.
Появился Муньос с двумя пеонами. Каждый из них держал в руках зажженный факел.
— Наконец-то, — сказал Пепе Ортис, — мы при свете разглядим, кто этот негодяй!
— А главное, узнаем, кто его послал следить за нами, это еще важнее! — сказал капитан.
— Этот человек переодет! — произнес Кастор, покачивая головой.
— Переодет! — вскричал дон Порфирио, делая два-три шага вперед.
— Да ваша милость! — ответил охотник.
— Почему вы так думаете?
— О! Оно сразу видно, стоит только взглянуть. Посмотрите: его волосы и борода надушены; руки тонкие, белые, видно сейчас, что о них заботятся. Это — кабальеро.
— Но лохмотья, которыми он покрыт?
— Они еще более подтверждают, ваша милость, что этот кабальеро нарочно переоделся в бродягу, чтобы шпионить за нами на свободе.
— Возможно!
— Да оно так и есть.
— Не знает ли кто-нибудь из вас этого несчастного? — обратился дон Порфирио к окружающим.
Последовало всеобщее отрицание.
— Однако было бы весьма важно узнать, кто он… Тогда Муньос подошел к трупу и, наклонившись над ним, сказал:
— Погодите, я знаю его.
— Вы, Муньос?! — удивился дон Порфирио.
— Да, ваша милость; только я не могу понять, каким образом такой богач согласился надеть на себя эти отвратительные лохмотья. Вероятно, какая-нибудь важная причина заставила его так поступить, его, который всегда так заботился о своей особе! — сказал он насмешливым тоном.
— Так вы знаете этого человека? — переспросил дон Порфирио.
— Еще бы, ваша милость, этот человек, при своей жизни, не раз помогал мне заработать крупные суммы. Надо отдать ему справедливость, он не был скуп.
— Значит, вы знаете его имя?
— Как же не знать, ваша милость. Его зовут или, вернее, его звали, так как теперь для него все кончено, дон Лопес Карденас .
— Как! Дон Лопес Карденас! — вскричал дон Диего Леон. — Вы ошибаетесь, хозяин, я его прекрасно знаю: он капитан моего полка.
— Извините, сеньор капитан, вы, должно быть, хотите сказать о доне Бальдомеро, его брате, который действительно в вашем полку?
— Да, вы правы. Разве этот дон Лопес был его родственник?
— Это его младший брат, капитан, один из самых зажиточных помещиков штата, хотя говорят, он обладает всего только одной асиендой дель-Пало-Муэрто, которая не приносит никакого дохода. Однако, это не мешало ему прекрасно одеваться и иметь карманы, всегда полные золотом. Но что это ему взбрело в голову нарядиться так?
— Хм! — произнес дон Порфирио. — Вот это нам и надо узнать как можно скорее.
— Это уж предоставьте мне сеньор; мы теперь знаем, где нам готовят ловушку! — ответил Кастор. — Убитый шпион доказывает, что нас подстерегают совсем близко; но появление Пепе Ортиса, которому вполне доверяет дон Торрибио де Ньеблас, убеждает нас, что наши дела еще не так плохи, как кажется.
— И я так же думаю.
— Что же мы теперь сделаем с этим трупом? Нельзя же оставлять его здесь; если позволите, я его повешу на дереве: пусть он будет пугалом для других птиц его полета, которые пожелают последовать его примеру.
