Рафаэль Сабатини - Искатель. 1993. Выпуск №1
— Нет, — вполне серьезно ответила она. — Не опускается. Сжимается.
— Ни черта себе приборчик!.. — пришибленно пробормотал Влад по-русски и некоторое время ехал молча. — Да ведь это просто страх, Чага! А вы его принимаете за чутье!
Она равнодушно повела плечом.
— Какая разница! Главное — почувствовать…
В мутно-голубом небе на относительно небольшой высоте ходила кругами какая-то хищная птица, и означало это, что металл здесь пока воевать не собирается. Влад уже неплохо разбирался в местных приметах. Отвесная сверкающая царапина по небосклону предупреждала, например, что сейчас в вышине раскроется и замерцает проволочная паутина. Металл — смотрит, и лучше всего свернуть с дороги и поискать укрытие…
А вот косые и параллельные земле серебристые штрихи — это уже серьезнее! Это значит, что по округе мечется так называемый рой. Вообще почти все местные выражения, касающиеся металла, были с наивной прямотой взяты из жизни насекомых… Металл роится — падай носом в землю и моли судьбу, чтобы это оказался зрячий рой, срезающий лишь верхушки трав, а не слепой, когда паутинчатый локатор уже сбит, и сталь метет, впарываясь во что попало…
Да нет, если не зевать, можно и с металлом поладить. А вот с людьми…
— Чага, а ты можешь показать какие-нибудь мужские приемы? Я имею в виду — приемы драки…
Более изумленного выражения лица он у нее еще не видел. Вопрос, надо полагать, был задан пренеприличнейший.
— Я — женщина, — выговорила она наконец с тихим негодованием в голосе. Но отступать было поздно.
— Они их что, в секрете держат? Я имею в виду — от женщин…
— Конечно!
Так. Ну что ж… Значит, будем вспоминать приемы капоэйры… Нет, с металлом все-таки легче. Там хотя бы знаешь, что он не за тобой охотится…
— Чага! А вот ты как-то говорила, что твои родственники могут принять нас в семейство… А если не родственники? Примут?
Холодный, несколько презрительный взгляд через плечо.
— Примут. Если ты там найдешь себе женщину, а я — мужчину.
— Ясно… — пробормотал он, помрачнев. — Тогда это, конечно, не подходит…
— Почему?
Влад резко натянул поводья. Седой оскорбленно фыркнул и остановился, мотнув породистой головой.
— То есть как — почему? — От обиды у Влада даже голос сорвался. — Да потому что я уже твой мужчина!
Не менее резко Чага осадила Рыжую и, круто развернув, бросила ее на Влада. Как на таран шла. Запрокинутая, оскаленная морда Рыжей и не менее искаженное смуглое лицо Чаги. Растопыренная пятерня шарит за седлом — вот-вот кистень достанет…
— Ты сначала у меня камни отбери! Мужчина!
Снова крутой поворот — и Чага, не оглядываясь, поехала прочь. В прежнем направлении. Спина — выпрямленная, злая.
Некоторое время Влад остолбенело смотрел ей вслед, сидя на переминающемся, но не двигающемся с места Седом, потом осторожно высвободил ногу из мягкого кожаного стремени и соскользнул на землю. Слабо толкнул зверя ладонью в мощный, тщательно вычесанный бок.
— Иди, Седой… — приказал он перехваченным горлом. — Иди… Догоняй…
Повернулся и побрел в степь. Хватит… Всякому унижению бывает предел… Да, он не мужчина… Он не землекоп, он не наездник, и голыми руками убивать он тоже не умеет… Он просто пилот первого класса, имевший глупость остаться в живых…
Горько скривив рот, он брел, раздвигая редкую высокую траву и жалея только об одном: что под ногами — ни одного осколка… Хотя зачем осколок? За пазухой есть еще нож, к счастью, не выброшенный Чагой… Отойти подальше, выпустить лезвие — а там уже металл сообразит, как с ним поступить…
Над плечом раздалось знакомое фырканье, и в шею ткнулись влажные зубы зверя. Сзади шуршала ломкая суставчатая трава, и мягко ступали тяжелые неторопливые копыта.
— Не надо, Седой… — сдавленно попросил он, — Не надо, иди…
— Влад… — Тихий голос Чаги.
Он обернулся. За ним шли оба зверя. Чага глядела с седла печально и растерянно.
— Влад, тебя убьют…
Повернулся и побрел дальше. Трубчатые травы сами подворачивались в руки и, если вовремя не разжать кулак, натягивались и лопались с. тихим и каким-то неимоверно тоскливым звуком.
— И меня убьют тоже, Влад…
Остановился. Постоял, опустив голову. «Сил моих больше нет… — беспомощно твердил он про себя. — Сил моих больше нет…» Стиснув зубы, качнулся в сторону степи…
— Влад, уходим! — Резкий, как выстрел ломающегося сушняка, окрик.
Он вскинул голову. Подавшись с седла к горизонту, Чага всматривалась во что-то с земли невидимое. Ни на секунду не усомнившись в необходимости приказа, Влад кинулся к Седому и прыгнул животом на седло. Ухватился за горб, сел, поймал ногами мягкие стремена… Это не могло быть ни шуткой, ни сложно задуманной попыткой примирения.
В степи не шутят.
19Кажется, семейная сцена стремительно перерастала в сцену батальную.
— Йо!.. Йо!.. — Чага подгоняла и подгоняла зверей. Пригнувшись к мечущемуся, как пламя костра, горбу Рыжей, сунула не глядя руку в заседельную сумку и извлекла ее уже с затянутой ременной петлей на запястье. Потом — другую. Секунда — и закружат, завоют над головой смертоносные камни.
Смысла происходящего Влад, как всегда, не улавливал — на его долю достались лишь грубые ощущения: топот, биение ветра да чувство опасности за плечами.
А затем случилось нечто странное. Они вылетели йз-за холма, и Владу почудилось, что Чага пошатнулась в седле. С этого момента Влад вообще перестал что-либо понимать. Копыта по-прежнему глухо били в землю, но это уже был не надрывный топот погони, а обычный размашистый мощный бег. Их никто не преследовал…
Влад готов был утвердиться в этой мысли, как вдруг заметил то, что минутой раньше заметила Чага: на вершине холма маячил силуэт всадника. Значит, все-таки за ними гнались?.. Тогда почему они сбавили ход? Или уже бесполезно?..
Влад рискнул подхлестнуть Седого, и звери поравнялись.
— Куда мы? — прокричал он, перекрывая топот.
Она коротко взглянула на него, и взгляд был какой-то недобрый.
— К Длинной балке!..
— На холме — всадник!..
— Вижу! — бросила она и снова ушла вперед.
Вот и думай теперь!.. Нет, определенно это какая-то сумасшедшая планета. Все наоборот!..
Холмы кончились, и равнина раскатилась под уклон, прогибаясь подобно гигантской вогнутой линзе. Внизу, полная листвы, вилась и ветвилась огромная балка, по сравнению с которой все их предыдущие ночлеги казались весьма скромными овражками.
