Виктор Точинов - Остров без сокровищ
То есть к 1719 году, к моменту ампутации, ему никак не больше четырнадцати лет!
Понятно, что в таком возрасте на пиратском корабле он мог быть только юнгой. Пушечное ядро не разбирает, кому раздробить конечность, и юнга Сильвер вполне мог потерять ногу. Но тогда каким чудом он превратился в рослого и авторитетного детину, встреченного год спустя капитаном Макрэ? Надо было уже обладать немалым авторитетом, что сохранить место в экипаже (и свою долю в добыче), потеряв ногу, а вместе с ней способность драться в абордажных схватках, работать с парусами и т. д.
Мог быть такой авторитет у четырнадцатилетнего Сильвера? Откуда? Охромевшего подростка немедленно списали бы на берег, побираться у портовых кабаков… Хотя надо отметить, что во многих пиратских «кодексах» и «уставах» прописывались солидные компенсации за увечья. Но получил бы эти денежки Сильвер, или нет, – в любом случае оказался бы на берегу.
Поневоле приходится опускать искомую дату к самому нижнему пределу, к 1746 году. Тогда Сильвер родился в 1696 году, и стал одноногим инвалидом в возрасте двадцати трех лет.
Эту цифры куда более правдоподобны. Ингленд начал пиратствовать в 1717 году, Сильверу двадцать один год, он взрослый мужчина, вполне способный отличиться при абордажах и заработать за два года немалый авторитет.
Рис. 1. Единственный прижизненный портрет Джона Сильвера, да и то сделанный не с натуры, а по описанию капитана Макрэ.
Надо еще учесть, что Сильвер мог слегка округлить свой возраст. Если ему чуть больше заявленного полтинника, пятьдесят два, например, – то в момент потери ноги было двадцать пять. Более чем зрелый возраст для восемнадцатого века. Герцог Кумберлендский, например, о котором поминает доктор Ливси, командовал войсками под Фонтенуа в двадцать четыре и никто его юнцом не считал.
Итак, потратив много времени и сил, мы установили: Черный Пес и Пью приходили за картой в «Адмирал Бенбоу» в январе 1746 года. «Испаньола», соответственно, отплыла из Бристоля не позже марта того же года.
А единственная полная дата в мемуаре Хокинса ничего общего с действительностью не имеет.
Глава пятая
Как фехтуют на кортиках, или Где алмазы Черного Пса?
Почти все, кто читал «Остров Сокровищ» и хоть немного задумывался над прочитанным, недоумевали: а почему в качестве главного холодного оружия описаны кортики?
Кортиками персонажи лихо фехтуют, причем постоянно наносят размашистые рубящие удары, кортиками пользуются и пираты, и сухопутные джентльмены вроде доктора Ливси, лишние кортики раскладывают на поленницах защитники блокгауза на случай рукопашной схватки…
Ну ладно, в фехтование с рубящими ударами с трудом, но поверить можно. Кортик ведь кортику рознь. Охотничьим кортиком, т. н. хиршфангером (от нем. hirschfanger – «олений нож») при нужде и голову с плеч снести можно, по своим размерам и ТТХ некоторые экземпляры этого оружия ничем не уступали мечам.
Флотские кортики размером скромнее, но и среди них встречались модели, приспособленные для рубящих ударов. Как раз такие кортики – с изогнутым широким клинком, ведущие происхождение не от шпаги, а явно от сабли – были распространены в британском флоте в восемнадцатом и в начале девятнадцатого века.
Пару таких кортиков сабельного типа, причем именно британских, можно увидеть в Центральном военно-морском музее Санкт-Петербурга. И историю о том, как один этих кортиков попал в музей, мы вспомним позже – благо весьма занимательна и имеет непосредственное отношение к теме нашего исследования.
Рис. 2. Английские флотские кортики конца XVIII века. Происхождение от сабли, а не от шпаги очевидно, но рубиться таким оружием все-таки затруднительно, длина клинка без рукояти около 30 см.
Однако флотский кортик – неважно, пригоден он для рубящих ударов или нет – оружие офицеров и мичманов. Личное оружие. Личное в самом прямом смысле слова: изготавливались кортики в мастерских только под заказ, никакого массового производства, никакой анонимной продажи. Кортики в тех семействах, где морская служба была фамильной традицией, передавались от дедов внукам, и зачастую в музеях встречаются кортики сборные, составные – клинок начала восемнадцатого века, а ножны и рукоять сделаны веком позже, взамен изношенных, пришедших в негодность…
Утратить кортик для офицера – все равно что полку утратить боевое знамя – позорно и постыдно. Тем более постыдно отдать кортик в руки врага. За борт швыряли, но не отдавали. Откуда такое изобилие «лишних» кортиков на страницах мемуара Хокинса?
Ладно пираты, у них, допустим, трофейные с давних времен… Но откуда столько кортиков среди оружия, закупленного сквайром Трелони для «Испаньолы»? Ни одного кортика штатскому и сухопутному сквайру не продали бы без предъявления патента морского офицера.
А ему их и не продали. Потому что сквайр кортики и не закупал. Сверхизобилие кортиков появилось исключительно стараниями переводчика.
Вот как в оригинале первый раз упомянут «кортик» (Билли Бонс отправляется с ним на прогулку по морскому берегу): his cutlass swinging under the broad skirts of the old blue coat.
Не кортик. Катласс (cutlass). И далее то же самое – везде, где в переводе упомянуты кортики, в оригинале вместо них стоят катлассы.
В русском языке термин cutlass широкого распространения не получил, в отличие от английского. Переводят его как абордажная сабля, и как абордажная полусабля, и даже как абордажный меч. Но наиболее точно отражает суть дела другой термин – абордажный тесак.
Рис. 3. Абордажный тесак, он же катласс.
По форме катлассы напоминали саблю, но были короче ее (клинок без рукояти обычно около 50 см) и в тоже время гораздо массивнее, что позволяло и рубиться в тесных корабельных помещениях, и с успехом применять оружие на манер топора – против абордажных крючьев, или против оснастки вражеского корабля.
* * *Первая схватка с применением холодного оружия произошла в «Адмирале Бенбоу» между Билли Бонсом и Черным Псом. А схватке предшествовал разговор, настолько любопытный, что заслуживает отдельного и очень внимательного разбора.
Юный Джим Хокинс излагает дело следующим образом: Черный Пес неожиданно заявился в трактир, дождался Билли Бонса, начал с ним разговор за стаканчиком рома. О чем конкретно шла речь, Хокинс не слышал, до него доносились лишь отдельные громко произнесенные слова и фразы: ругательства, угроза Билли Бонса: «Если дело дойдет до виселицы, пусть на ней болтаются все!»
Завершилась беседа дракой, вернее, схваткой на тесаках, в которой Черный Пес получил рану и бежал с поля боя. Бонс преследовал его, и мог бы прикончить в дверях последним ударом, но… «…Кортик зацепился за большую вывеску нашего „Адмирала Бенбоу“. На вывеске снизу, на самой раме, до сих пор можно видеть след от него».
