Александр Мартынов - Подкова на счастье
— Эй. Новенький, — он обернулся и увидел девчонку, угрожавшую ему ножом. Сейчас можно было хорошо видеть, что она одета примерно так же, как Игорь днём, только без оружия (кроме ножа). Она расчёсывала волосы и улыбалась. — Ты что, дверью ошибся?
— Смотрю, — пожал плечами Тим.
— Нравится? — она подошла ближе.
— Угу, — кивнул мальчишка.
— Тут много моих, — скромно сказала она. — Триптих мой… и эта, на которую ты смотришь. — Только они не лучшие. Ну, мне так кажется.
— А где лучшая? — заинтересовался Тим. Девчонка пожала плечами:
— Лучшую я никогда не напишу. Таланта не хватит… — она подождала и пояснила: — Лучшая картина — это вся жизнь. Так-то, мальчик… Пошли, я знаю, кажется, где тебя поселили.
7. ПОЧТИ СВОЙ
Тимка проснулся от того, что солнце брызнуло ему прямо в глаза с такой силой и яростью, что они невольно открылись сами — и тут же зажмурились опять. На этот раз он не вспоминал, где он и что с ним, а сразу понял. Снизу доносился шум и гомон — полное ощущение, что в зале собрались человек сорокпятьдесят и каждый доказывает своё. Отдельных голосов там вычленить было просто нельзя. Часы показывали восемь утра. Пока Тим соображал, касается его этот гам, или нет, в дверь коротко пробарабанили — и внутрь, распахнув её и не дожидаясь хотя бы формального разрешения, влетел мальчишка лет 10–12 с такой физиономией, что Тимке немедленно захотелось ему сказать: "А ну выйди быстро!" — во избежание неприятностей в быту. Но начинать так знакомство было бы невежливо, да и опасно, поэтому Тим кивнул:
— Привет.
— Доброе утроо… — заинтересованно протянул мальчишка, подходя ближе. Он тоже был одет во что-то стариннонациональное, но не в кожу, а в рубаху с вышивкой и свободные штаны, ну и босиком. На поясе висел нож — не игрушка, а именно нож. — А ты чего не встаёшь?
— Да я вообще-то только проснулся, — пояснил Тим. — А что?
— А то, что Звонок сказала — она после остальных никого кормить не будет, — доверительно сообщил мальчишка, присев на край кровати Тима. — Хоть гость, хоть проверяющий из министерства. Ты есть не хочешь?
— Ну… хочу…
— Тогда лучше вставай. — посоветовал мальчишка, хлопнув Тимку по колену. — И не забудь перед ней извиниться, что опоздал.
— Это… а разве не дядя Слава тут главный? — забеспокоился Тимка.
Мальчишка вздохнул:
— Он сам её боится. Она всех во как держит. — и он показал крепко сжатый кулак. — Не пикнешь. Ну я пошёл, а то коленками на горох поставит, что из-за стола выскочил… но надо ж было тебя предупредить…
Тимка откинул одеяло:
— Во чёрт… — пробормотал он озабоченно. Уж не ночная ли это знакомая? Такая может… Интересно, врёт про горох пацан? Врёт, наверное… Но всё-таки Тимка поспешно влез в камуфляж и поспешил наружу.
Сорока человек там не было, но человек двадцать собралось. Все галдели за тем самым длинным столом, во главе которого сидел дядя. Стол был ещё пуст, две девчонки — одних лет с нежданным доброжелаттелем — разносили с больших деревянных блюд тарелки и хлеб с вилкамиложками, кружкистаканы. Около двери на кухню стояла девчонка — постарше ночной знакомой, с могучей тугой косищей, переброшенной на грудь и скрещенными поверх неё руками. Она распоряжалась двумя младшими короткими кивками головы.
Тимка поспешно сбежал по лестнице, обратив внимание, что весёлый шум сразу утих при его появлении, остановился перед этой девчонкой и, помявшись секунду, сказал:
— Это… ты извини. Я опоздал немного…
Та подняла одну бровь, но ответа Тим не услышал — за столом грянул такой хохот, что, казалось, вотвот рухнет крыша. Мальчишка обернулся, стремительно краснея — до него дошло, что спросонья он купился на не очень остроумный розыгрыш. И точно — хохотали все, он самого дяди до большеглазого худенького мальчишки лет шести, не больше. Громче всех ржал этот утренний гость — он аж качался на скамье и колотил по спине очень красивого серьёзного парнишку, ко-торый, тем не менее, тоже смеялся, отпихиваясь от приятеля локтем.
— Бес, — наконец сказал дядя. — пошутил? — мальчишка икнул и кивнул.
— Ну и молодец. Свинарник.
— Да, это уже не шуточки, — сокрушённо сказал мальчишка и скорчил скорбную рожу. Рыжий парень — Тимка даже подумал, что это другой его ночной знакомый, но потом увидел того рядом и сообразил, что они братья — поднял руку и весело сказал:
— Давай сюда… Дядь Слав, можно? — тот кивнул, и Тимка немного неуверенно опустился на освобождённое для него место. Девчонка положила рядом ложку — деревянную, некрашеную и, прежде чем Тимка успел хотя бы кивнуть, с другой стороны ему подсунули тарелку с картофельным пюре, солёным огурцом, свежей луковицей, куском жареного мяса на косточке, ломтём копчёной ветчины — и кружку с горячим то ли чаем, то ли каким-то настоем, на которой лежал свежий, чуть ли не дышащий самостоятельно пирог.
— Никого не обделили? — повысил голос дядя, и весь шум молниеносно как отрезало. Даже младшие — а их было восемь, пятеро мальчишек и три девчонки лет по 6–9 — только что вёдшие себя весьма буйно, умолкли мгновенно. Дядя поднялся со своего места, и все тут же встали. — Ну, — сказал он, — с новым днём.
— С новым днём! — откликнулись все дружным, но негромким хором, сели, однако дождались, пока дядя возьмётся за еду первым.
За завтраком, очевидно, гласно или негласно соблюдалось правило "когда я ем — я глух и нем". Во всяком случае, никаких разговоров не было. С другой стороны, Тимка мог это понять — еда оказалась невероятно вкусной. Он, кстати, только недавно открыл для себя то, что вкусной может быть и обычная еда — не только сладости. (1) Так вот эта еда была обалденно вкусной. Судя по всему, добавку тут спрашивать не стеснялись, и её подавала уже сама та строгая девушка — она со своими подручными за стол не села, а так и стояла в дверях, посматривая, поглядывая и подкладывая.
Тимка, кстати, по сторонам всё-таки посматривал. Окружающие были одеты всё в те же народные костюмы. У парней — просто длинные волосы, у девчонок волосы заплетены в косу или убраны назад под вышитой повязкой. Ножи на поясах у всех без исключения. И все босиком. Нет, стоп. Дядя в мягких сапогах, и один парень — очень светловолосый — в кожаной одежде, как вчера Игорь, но и в сапогах тоже…
И всё-таки завтрак не задержался — все дружно работали челюстями. Тимка жевал пирог (он оказался с земляничным вареньем), когда дядя отодвинул свой «прибор» и, опять встав, понастоящему поклонился девчонке в дверях — молча, она ответила наклоном головы — и, сев, заговорил, ни от кого, впрочем, не требуя какого-то особого внимания:
