Юрий Левин - Золотой крест
— Написал, — ответил Ворожцов, словно его кто-то спрашивал.
— Город Вязьму. Передаю по буквам: Владимир, Яков, Зинаида, Мягкий знак, Михаил, Ульяна. В-я-з-ь-м-у.
Радостью заискрились глаза, румянец лег на щеки. Услышав, что радиоприемник умолк, Мария Крапп вошла в дом.
— Наши взяли Вязьму! — взволнованно выпалил Аркадий.
— Вот и хорошо, — спокойно сказала хозяйка, снимая с себя жакетку. — Поздравляю, Аркадий Николаевич.
— Нет, ты ничего не поняла. Я говорю — Вязьму взяли...
— Ты думаешь, я плохо разбираюсь в географии? Вязьма — ваш русский город.
— Конечно, наш, но я не про это...
— А про что?
— Да я же в этом городе сидел в одиночной камере... А теперь он наш, собственный, свободный, — твердил Ворожцов и, хлопая в ладоши, заплясал чечетку.
Мария Крапп помолчала, постояла, вытерла носовым платком набежавшие на глаза слезы и с душевной теплотой пожала руку Аркадию.
* * *В дни зимней кампании Советская Армия уничтожила огромное количество живой силы и техники врага, окружив, похоронила две немецкие армии у берегов Волги, забрала в плен свыше трехсот тысяч неприятельских солдат и офицеров, вырвала из фашистского ига сотни советских городов и тысячи сел и деревень.
Войска союзников разбили итало-германские полки и дивизии в Ливии и Триполитании и продолжали их громить в Тунисе.
В роковые для врага зимние месяцы удар по нему с востока слился наконец с ударом с запада.
Но борьба оставалась борьбой. Враг еще упорствовал, свирепо огрызался. Он использовал каждую возможность, чтобы советские войска как можно больше пролили крови.
Так было не только на переднем крае, но и во вражеском тылу, там, где боролись партизаны, партийные подпольщики, разведчики.
Весна принесла тяжелые испытания лодзинским подпольщикам. В партии оказался провокатор. Он предал патриотов. Гестапо разгромило типографию на Петраковской улице, арестовало многих активных борцов.
В поле зрения сыщиков попал и дом Марии Крапп. Хотя слежка результатов не приносила, шеф гестапо неизменно твердил:
— Продолжайте наблюдать. Есть основания полагать, что немка Крапп, прикрываясь своей национальностью, работает не в нашу пользу.
Наблюдение продолжалось.
На рассвете восемнадцатого апреля сыщики прибежали в гестапо, точно запаленные.
— В дом немки Крапп вошло трое мужчин с чемоданами, — докладывал старший.
А утром стало известно, что ночью произошли крупные хищения на армейском вещевом складе.
— Это дело партизанских рук, — сказал шеф гестапо. — По-моему, с ними заодно действует и Крапп. — Он подошел к карте города, висевшей на стене, провел пальцем по той улице, на которой находился склад, смерил от нее расстояние до квартиры Марии Крапп и приказал своему заместителю:
— Всех, кто проживает в доме Крапп, арестовать и доставить немедленно сюда.
Так в воскресный апрельский день во время завтрака дверь в квартире Марии Крапп распахнулась с сильным грохотом. Хозяйка и ее «квартирант» Аркадий Ворожцов услышали зловещую команду:
— Хенде хох!
Гестаповцы напали и на след Александра Кузнецова. Был полдень, когда в прихожую квартиры ворвались двое в гражданском.
— Кто здесь живет? — услышал Кузнецов незнакомый голос из-за тонкой тесовой перегородки.
Он понял, что оставаться в доме дальше опасно. Опершись ладонями о подоконник, выглянул в палисадник и быстро выпрыгнул. Оттуда перемахнул через изгородь и убежал.
Послышался выстрел. «Гонятся», — подумал Кузнецов.
За ним, действительно, погнались. Но он проник на людную улицу и замешался среди народа.
На деревянном пристрое к каменному дому Александр увидел вывеску: «Парикмахерская». Вошел туда. Двое в белых халатах ожидали посетителей.
— Прошу, — пригласил мастер.
— Побрить, — бросил Кузнецов, усаживаясь в кресло.
Мастер принес прибор, развел порошок, намылил лицо клиента и начал править бритву о ремень. Появился новый клиент.
— День добрый, пан! — в один голос поздоровались мастера.
Кузнецов в зеркало увидел тучную фигуру полицейского, стоявшего за спиной мастера. «Попался, — решил летчик. — Сам вскочил в мышеловку. Сейчас схватит за шиворот и — конец».
Рука невольно потянулась к карману. Пальцы нащупали шершавую рукоять пистолета.
Полицейский потер перед зеркалом рыжеватую, ощетинившуюся бороду и, не раздумывая, сел в левое кресло. Второй мастер услужливо забегал вокруг пана.
Кузнецов перевел дыхание и только теперь в зеркало увидел, насколько бледным стало его лицо. Чтобы затянуть время, он после бритья помыл голову, сделал массаж. На все ушло более часа. После этого благополучно добрался до квартиры Леона Кошасского. Там переночевал, а утром встретился с Игнацем.
Штаб подполья продолжал работать. На вопрос, что делать дальше, Игнацы ответил:
— Надо показать фашистам, что наша партия живет. Будем бороться. — Он взглянул в блокнот и добавил: — Ночью тридцатого апреля со станции Лодзь отойдет эшелон с вооружением и боеприпасами. Наша задача — уничтожить его.
В условленное время накануне великого праздника Первое мая восемь человек на стыках рельс за Лодзью отвинтили гайки и скрылись в лесу.
Кузнецов ухом припал к земле.
— Идет, — прошептал он рядом лежащему Леону Релишко.
Послышался стук колес. Товарный состав мчался на всех парах.
Паровоз ткнулся в разобранный путь и грузно рухнул набок. Товарные вагоны, словно игрушечные коробки, набегая один на другой, с визгом и скрежетом падали с рельсов.
Уцелевшие охранники открыли беспорядочную стрельбу. Подпольщики разбежались по лесу и возвращались оттуда поодиночке.
Город встревожился. По улицам забегали полицейские, машины, то тут, то там раздавались беспокойные свистки, через определенные интервалы пронзительно гудела сирена. Гестаповцы искали партизан, которые пустили под откос товарный состав.
Шеф гестапо не находил себе места. Он понимал — весь позор тяжелым грузом падет на его голову. А что скажет господин Гиммлер, когда узнает о чрезвычайном происшествии? Ведь ему уже доложили, что в Лицманштадте больше нет подполья, что польские коммунисты заключены в тюрьмы.
— Идиот, глупец, ротозей! — хватаясь то-за один телефонный аппарат, то за другой, то за третий, кричал шеф в пустом кабинете, имея в виду полицай-президента. А тот, в свою очередь, проклинал гестаповцев, называл их слюнтяями, выскочками, бездельниками.
Вызвав в кабинет до десятка подчиненных, шеф гестапо отдал приказ:
— Выловить всех сегодня же!