Уилбур Смит - Пылающий берег
Еще далеко. Неясно различимый сквозь пропитанный пылью воздух, уходивший шпилем в небо, он был виден даже в такой дымке с расстояния пяти миль. Именно по этой причине Лотар де ла Рей выбрал его. Это было уникальное природное сооружение, и спутать его с чем-нибудь невозможно.
Наездница пришпорила лошадь, перейдя на рысь. Шаса захныкал во сне, почувствовав перемену, но Сантен лишь выпрямилась в седле, пытаясь скинуть с себя невыносимую тяжесть ярости и горя, которые сковали ей душу.
Постепенно силуэт Перста Бога вырисовался на фоне желтого неба все яснее — тонкий каменный столб, устремлявшийся к небесам, с утолщением на самой верхушке в двухстах футах над равниной, похожим на раздувшуюся голову кобры. Вглядываясь в неподвижный камень, Сантен вдруг ощутила необъяснимый суеверный страх, какой, наверное, парализовывал и древних готтентотов, назвавших этот столб коброй.
От самого основания каменного гиганта в глаза ударил сноп света. Сантен прикрылась одеялом, пристально вглядываясь в даль.
— Шаса, — прошептала она. — Они там. Они ждут нас.
И пустила уставшую лошадь легким галопом, приподнявшись на стременах.
В тени столба стоял автомобиль, возле которого была натянута маленькая зеленая палатка. Перед ней горел костер. Струйку голубого дыма, похожего на перо цапли, разносило ветром над равниной.
Стянув с головы тюрбан, Сантен стала размахивать им, как знаменем.
— Эй! Я здесь!
Две неясные человеческие фигуры поднялись от костра, глядя в ее сторону.
Сантен махала и выкрикивала приветствия, несясь полным галопом. Одна из фигур рванулась навстречу. Это была женщина, крепкая женщина в длинных юбках. Она задрала их высоко над коленками, отчаянно спеша, но утопала в мягком песке. От обуревавших ее чувств и усилий лицо стало пунцовым.
— Анна! О, Анна!
Слезы струились по широкому красному лицу. Опустив юбки, Анна остановилась и широко расставила руки.
— Моя крошка! — вскрикнула она, и Сантен, судорожно прижимая к себе Шаса, вылетела из седла и в то же мгновение оказалась в объятиях.
Обе рыдали и смеялись, вцепившись друг в друга и что-то бормоча, но сквозь этот смех и рыдания слова разобрать было невозможно, пока Шаса, стиснутый между ними, не издал протестующий вопль.
Схватив малыша, Анна крепко обняла его.
— Мальчик, это мальчик!
— Мишель, — счастливо всхлипнула Сантен: — Я дала ему имя Мишель Шаса. — Малыш, смешно охнув, обеими ручками потянулся к восхитительному большому лицу, такому красному и мягкому, что оно было похоже на спелый фрукт, который хочется тут же съесть.
— Мишель! — Анна рыдала, целуя крошку, а Шаса, отлично зная, что такое поцелуи, широко открыл свой слюнявый ротик и мусолил ей подбородок.
Держа ребенка на руках, Анна потащила Сантен к палатке и костру.
Нескладная, с ссутулившимися плечами фигура застенчиво двинулась им навстречу. Редеющие, покрытые сединой волосы откинуты назад с высокого лба ученого, оттенок мягких, слегка близоруких глаз был не таким ясным, как в голубых глазах Мишеля, а нос, точно такой же крупный, как у генерала Шона Кортни, казалось, стеснялся сам себя.
— Я отец Майкла, — смущенно произнес человек. У Сантен было такое впечатление, что она смотрит на выцветший и пожелтевший снимок ее Мишеля. В тоже мгновение нахлынуло острое чувство вины, ибо ее клятвы оказались фальшивыми, а память Мишеля оскверненной. Будто сам Мишель предстал сейчас перед ней. На какой-то краткий миг она опять представила его изуродованное тело в кабине горящего самолета и, охваченная невыносимой скорбью и чувством вины, кинулась к Гарри и обхватила его за шею.
— Папа! — выдохнула Сантен. От одного этого обращения обычная сдержанность Гарри дала сбой, он вдруг закашлялся и крепко прижал к себе девушку.
— Я оставил надежду… — Гарри не мог продолжать, вид его слез снова выбил Анну из колеи. Даже для Шаса это оказалось слишком большим испытанием — он издал горестный вопль. Все четверо стояли под Перстом Бога и плакали.
Казалось, фургоны плывут им навстречу сквозь пыль, громыхая по неровной земле. Пока ждали их прибытия, Анна пробормотала:
— Мы должны быть бесконечно благодарны этому человеку.
Она сидела на заднем сиденье машины, держа на коленях Шаса, Сантен была рядом.
— Ему хорошо заплатят. — Гарри поставил здоровую ногу на педаль «фиата». Свернутый трубочкой и перевязанный красной лентой документ он держал в руке, постукивая им по протезу.
— Сколько бы мы ему ни заплатили, все равно будет недостаточно, — подтвердила Анна, обнимая Шаса.
— Этот человек вне закона и ренегат, — нахмурился Гарри. — И вообще во многом мы идем наперекор…
— Пожалуйста, отдайте ему все, что вы ему должны, папа, — тихо сказала Сантен. — И пусть идет куда хочет. Я не хочу больше слышать об этом человеке.
Маленький, голый по пояс мальчик из племени нама, управлявший быками, свистнул, чтобы животные остановились. Лотар де ла Рей осторожно спустился с сиденья, морщась от боли при каждом движении.
Ступив на землю, он помедлил и ухватился свободной рукой за корпус фургона. Вторая рука покоилась на перевязи на груди. Цвет лица был болезненно-желтым, его не мог скрыть даже мягкий загар. Вокруг глаз черные круги, губы как-то страдальчески морщились. Скулы заросли густой светлой бородой, которая золотилась даже при скупом свете.
— Он болен, — пробормотала Анна. — Что с ним случилось?
Сантен лишь молча отвернулась.
Собравшись с силами, Лотар пошел навстречу Гарри. На полпути между фургоном и «фиатом» они коротко пожали друг другу руки, при этом Лотару пришлось протянуть левую.
Они разговаривали вполголоса, так что слова до Сантен не долетали. Гарри подал Лотару лист пергамента. Развязав зубами ленту, тот расправил бумагу на бедре. Придерживая ее здоровой рукой, стал читать.
Через мгновение выпрямился, свернул пергамент, кивнул Гарри и что-то сказал ему. Его лицо ничего не выражало. Полковник, вдруг застеснявшись, зашаркал ногой и сделал неопределенный жест рукой, по-видимому, чтобы попрощаться, но рука повисла в воздухе, потому что Лотар на него не смотрел.
Он не сводил глаз с Сантен и, обойдя Гарри, медленно направился в ее сторону. Выхватив Шаса из рук Анны, Сантен усадила ребенка в самый дальний угол машины и загородила собой. Лотар остановился, протягивая к Сантен здоровую руку с выражением некой мольбы, но увидел выражение лица и без сил опустил ее.
Совершенно растерявшись, Гарри переводил взгляд с одного на другого.
— Папа, мы едем? — Голос Сантен звучал громко и отрывисто.
— Конечно, моя милая. — Он поспешил завести «фиат» ручкой и, как только тот зафырчал, торопливо обошел машину, взобрался на сиденье и несколько раз нажал на педаль газа, проверяя работу мотора.
