Уилбур Смит - Горящий берег
Четверо самых надежных людей Лотара занялись дымокурами. Это были сосуды из бычьих шкур вместимостью в пять фунтов и с отверстиями по бокам. Внутри лежали уголья и травы, которые показала и приказала собрать Сантэн.
Тайна этих трав была наследством О’ва, и когда рабочие разожгли угли и острый запах горящих трав заколол ей ноздри, Сантэн вспомнила старого бушмена. А еще — кадильницы с благовониями во время пасхального шествия в Страстную пятницу в аррасском соборе.
Когда содержимое всех четырех дымокуров ровно разгорелось, Лотар отдал своим людям негромкий приказ, и те двинулись ко входу в пещеру. В свете фонарей они походили на привидения. Нижнюю часть их тел защищали высокие сапоги и кожаные штаны, а голова и торс были плотно закутаны в москитную сетку. Один за другим, наклоняясь, они входили в пещеру. Из дымокуров валил густой синий дым.
Сантэн выждала еще час, и они с Лотаром тоже вошли в пещеру.
Едкий дым заполнил весь ее объем, так что видеть можно было всего на несколько футов вперед. Колеблющиеся голубые облака вызвали у Сантэн головокружение и тошноту. Однако дым прекратил неумолчный гул пчел. Огромное количество одурманенных насекомых гроздьями свисало с потолка и сот. Слышался только легкий сонный шорох.
Сантэн торопливо вышла из пещеры, приподняла край маски и стала глотать холодный ночной воздух, борясь с дурнотой; когда она снова могла говорить, то сказала Лотару:
— Пусть начинают складывать дрова, но предупредите их, чтобы ни в коем случае не задевали соты. Они свисают низко.
Она больше не стала входить в темную пещеру и сидела в стороне, пока люди Лотара заносили охапки мопани.
Уже заполночь он пришел к ней доложить:
— Все готово.
— Возьмите своих людей и отведите на дно долины. Оставайтесь там два часа, потом возвращайтесь.
— Не понимаю…
— Я хочу немного побыть здесь одна.
Она сидела в одиночестве и слушала, как их голоса смолкают в глубине долины. Когда все стихло, она подняла голову и увидела над долиной звезду О’ва.
— Дух великой звезды Льва, — прошептала она, — простишь ли ты мне это?
Сантэн тяжело встала и направилась к стене утеса.
Стоя у ее подножия, она подняла фонарь высоко над головой и посмотрела на галерею рисунков бушменов, сверкающую в желтом свете. Тени дрожали, и гигантские изображения Богомола и Канны словно ожили.
— Духи Канны и Богомола, простите меня. Все вы, стражи Места Всей Жизни, простите мне эту бойню. Я делаю это не ради себя, а для того, чтобы дать хорошую воду ребенку, рожденному в вашем тайном месте.
Она прошла к входу в пещеру. Ребенок, сожаления и чувство вины делали ее шаг тяжелым.
— Духи Х’ани и О’ва, смотрите ли вы на меня? Перестанете ли защищать меня после этого? Будете ли любить нас, Шасу и Нэм Дитя, после такого ужасного предательства?
Опустившись на колени, она молилась всем духам племени сан и заметила, что прошло уже два часа, только когда услышала голоса людей, возвращающихся из долины.
Стоя у входа в пещеру, Лотар Деларей держал в обеих руках канистры с бензином.
— Действуйте, — велела Сантэн, и он вошел в пещеру.
Она услышала, как нож пронзает мягкие стенки канистры, потом журчание жидкости.
Из узкой темной расщелины в скале потянуло бензином. В тот же миг слух уловил шорох — бензиновый запах пробудил миллионы пчел от сна, навеянного травяным дурманом.
Спиной вперед из пещеры показался Лотар. Он разливал на скальный пол последние капли бензина, оставляя влажную дорожку, потом бросил пустую канистру и пробежал мимо нее.
— Быстрей! — отдуваясь, сказал он. — Прежде чем вылетят пчелы!
Пчелы уже мелькали в свете фонаря, садились на металлическую сетку, защищавшую лицо Сантэн, а из отверстия в скале вылетали все новые насекомые.
Сантэн попятилась, взмахнула над головой фонарем и бросила его в отверстие пещеры. Фонарь ударился о стену, стекло разбилось, и он упал на неровный пол. Маленький язычок пламени на фитиле мигнул и едва не погас, но разлитый бензин неожиданно загорелся от взрыва. Скала под ногами Сантэн содрогнулась, и молодую женщину отбросило назад. Огромный язык пламени высунулся из глотки горы, ее зияющая пасть заполнилась огнем. Пещера формой напоминала домну; воздух, втягиваемый в расщелину, стремительно разнес полыхавшие языки, и пламя поднялось по голому утесу. Это походило на фантастический фейерверк, от которого в долине стало светло как днем. Налетевший ветер мгновенно заглушил жалобный гул миллионов горящих пчел. Через несколько секунд в пещере и вокруг нее не осталось ничего, кроме ревущего огня.
Когда загорелись сухие ветки мопани, жар обрушился на Сантэн, как свирепый хищник, и она попятилась, в страшном очаровании созерцая картину уничтожения. Из огненной пещеры донесся новый звук, удививший ее, — тяжелые и мягкие удары о каменный пол, как будто с крыши пещеры вниз падало множество живых тел. Сантэн не понимала, в чем дело, пока не увидела выползающий из пещеры, как змея, язык жидкости, медленной и вязкой.
— Мед! — прошептала она. — Соты плавятся!
Огромные соты, плоды сотен лет работы мириад пчел, размягчались от жара и падали с высокого свода в огонь. Струйка расплавленного воска и меда превратилась в бегущий ручей, а потом в поток кипящей пузырящейся жидкости, которая в красном свете «печи» окуталась паром.
Воздух словно сгустился от горячего сладкого запаха кипящего меда, и поток заставил Сантэн отступить еще дальше.
— О Боже, — прошептала она, — о Боже, прости меня за то, что я сделала!
Всю ночь Сантэн смотрела на пламя. Утром, при свете, стало видно, что утесы почернели от сажи, пещера превратилась в разрушенную черную пасть, а все дно долины покрылось толстым слоем липкого жженного сахара.
Когда Сантэн, шатаясь, добралась до лагеря у Львиного Дерева, сестра Амелиана уложила ее в постель и смыла с лица и тела остро пахнущую сажу.
В час пополудни начались роды.
* * *Они напоминали скорее смертельный бой, чем рождение новой жизни.
Весь остаток дня и всю ночь Сантэн и ребенок сражались друг с другом.
— Я не закричу, — цедила Сантэн сквозь стиснутые зубы, — ты не заставишь меня кричать, проклятый.
Боль налетала порывами, которые заставляли ее вспоминать высокий прибой Атлантики, обрушивающийся на Берег Скелетов. Она вздымалась на этих волнах, а потом бросалась с них в глубины ущелий между ними.
Каждый раз, когда боль особенно усиливалась, она старалась принять сидячее положение, как научила ее Х’ани. Но сестра Амелиана укладывала ее на спину, и ребенок оставался в ней.
