Юрий Карчевский - Схватка с чудовищами
— Ну и правильно! А такие концлагеря, как Бухенвальд, еще были? — не отступал Мишуня.
— Были. И не один. Освенцим, Маутхаузен, Заксенхаузен, Равенсбрюк, Саласпилс. Убивали антифашистов и в Лидице, Марцаботто, Варшаве и Орадуре, в Минске и Харькове.
Антон Буслаев подумал: «В случае победы гитлеровской Германии в войне вся наша страна была бы превращена в Бухенвальд, покрыта крематориями». Даже передернулся от этой жуткой мысли.
На память Елене пришли слова из песни «Бухенвальдский набат», взывавшие человечество к бдительности. Прижала к себе Вероню и Мишуню, сидевших с ней на заднем сиденье машины.
Дети еще долго вспоминали Бухенвальд. Да и вряд ли они забудут его когда-нибудь.
В субботний мартовский вечер семья Буслаевых находилась в сборе. Не было только Вероники, которую ждали к ужину. Но вот пришла и она — раскрасневшаяся, возбужденная, ни на кого не смотрит.
— Что с тобой происходит, дочка? — поинтересовался Антон.
— Ничего особенного, папочка, — ответила она. — Много уроков задали, вот я и думаю: как распределить время, чтобы все успеть сделать и не нахватать двоек в четверти.
Ответ этот не удовлетворил отца. Предчувствие ему говорило о другом: дочь неискренна с ним.
— Тогда я спрошу иначе: что происходит в тебе, Вероня?
Вероника вспыхнула, лицо ее покрылось розовыми пятнами.
— Не могу я так жить, понимаешь! Не могу и не хочу!!!
— Не понимаю… Объясни все же: ты ходишь голодная, тебе нечего одеть, к тебе плохо относятся?
— И сыта, и одета, и ухожена! Но это, оказывается, не все, не главное в жизни!
— А по-моему, ты сама не знаешь, чего хочешь. Сядь, давай потолкуем, — пригласил он Вероню на диван, но она даже не приблизилась к нему.
— Может быть, я в чем виновата перед тобой, Веронечка, скажи, не стесняйся, — подошла к ней Елена.
Позвонили. Вероника вздрогнула от резкого звонка, замешкалась, но тут же взяла себя в руки и побежала открывать дверь. Елена, предчувствуя неладное, остановила ее и открыла сама.
В квартиру вошел рослый темноволосый юноша с огромным чемоданом в руке. За ним полная женщина среднего роста. Догадавшись, что это Лида, Елена проявила выдержку, пригласила обоих в комнату.
— Здравствуйте. Я приехала за своей дочерью, — сказала та, не желая никого замечать. — Дочурочка, собирайся, родная. Нас ждет такси.
Вероника смутилась. Еще больше покраснела. И Елене, и Антону стало ясно, что в глубине ее души идет борьба между желанием остаться здесь, в родном доме, и желанием навсегда покинуть его. Но в этом случае, прощай и папа, и Миша, и женщина, заменявшая ей родную мать в течение шестнадцати лет. Не всегда между ними все ладилось, но ведь Елена желала ей только хорошего, влила в нее частицу себя. И все же ее манило туда, в другую жизнь, полную неизвестности и оттого заманчивую. Конечно же, она знала, что Лида приедет за ней. И именно сегодня. В этот час, когда она возвратится из школы после комсомольского собрания.
Антон не сдержался.
— Вы же обменяли Веронику на выгодных для себя условиях. Отказались даже от совместного со мной ее воспитания. Предпочли…
— Условия… — Не дала ему договорить Лида. — Мало ли что я говорила, даже требовала, — ничуть не устыдившись, посмеиваясь, сказала она. — У нас в стране все права на стороне матери. Хватит, Веронюшка пожила у вас до совершеннолетия. Теперь пусть со мной, родной матерью, поживет до замужества. — Неприятно улыбнулась. — У нас с ней одна кровь течет в сосудах. Проживем как-нибудь. Муж не возражает. Говорит, где два рта, там и третий прокормится. Захочет после десятилетки учиться дальше — ради Бога. Побеспокоим вас насчет алиментов до получения ею высшего образования. Решит замуж выйти, насчет приданого обратимся. Так что, не обессудьте, Антон Владимирович.
— Я что же, должен потребовать от вас вернуть мне квартиру, раз вы нарушили затеянную вами, сделку?
— Чего захотели! И здесь все права на моей стороне.
— О чем ты говоришь, папа?
— О том, дочь моя, что я никогда тебе не рассказывал. Не хотел травмировать твою душу и вызывать отвращение к женщине, которая только и сделала доброго на земле, что родила тебя. А сейчас, я вижу, придется сказать. Ты должна знать правду.
— Вы не смеете обливать меня грязью. Побойтесь Бога! — забеспокоилась Лида, поняв, что это может уронить ее в глазах дочери.
— Да нет, придется посвятить Вероню в эту тайну.
— Я не желаю тебя слушать, папа! — закрыла уши девочка.
— Эта женщина предала нас обоих: меня тем, что изменила с другим мужчиной, — громко произнес Антон. — Тебя же вовсе бросила в двухлетнем возрасте, обменяв на квартиру. И все ради того, чтобы поехать в Германию с другим мужчиной и там обарахлиться. Ты была помехой, и она решила избавиться от тебя. А теперь решай…
— Это верно, мамочка? — встрепенулась Вероника.
— Врет он все. Ты что, не знаешь своего отца? Он на все способен.
— Вы не смеете наговаривать на Антона Владимировича! — не могла промолчать и Елена. — Опомнитесь: тем самым вы еще и калечите ребенка! Веронике надо дать возможность спокойно и успешно закончить школу. Вы же можете выбить ее из колеи.
— Ну, а вы помолчали бы, когда вас не спрашивают! — грубо оборвала ее пришелица. — Сынок, помоги сестричке книги и одежонку собрать и уложить в чемодан, — обратилась она к юноше.
— Вы не должны так говорить! — вставил ломающимся голосом Миша. — Вероня — моя сестра! Вы же хотите отнять ее у меня, разлучить нас с ней. Папа, мама, заступитесь же!
— Милая моя девочка, мы же все любим тебя, — обратилась Елена Петровна к Веронике и больше ничего не могла сказать. К горлу подступил комок, навернулись слезы.
Антон понимал, что в душе ребенка происходит отчаянная борьба, что дочери трудно сориентироваться, понять, где правда, а где ложь.
— Подумай, дочка, — сказал он. — Ломка твоей жизни, когда ты еще не завершила учебу, дорого обойдется тебе. За неверный шаг придется платить.
— А тебя, папа, я лишу внучки, когда рожу! — вдруг выпалила в ответ Вероника. В запале добавила: — Ты виноват во всем! Ты и только ты поломал жизнь моей мамочке, подорвал ее здоровье! — Подошла к ней, приласкала, поцеловала.
— Опомнившись, ты решила искупить свою вину? — спросил Лиду Антон Владимирович. — Но такое не прощается.
— Веронечка знает правду и мамулечку не осуждает, — обняв дочь, ответила Лида.
— Сегодня ты совершаешь второе вторжение в ее психику, в характер, в судьбу, чем усугубляешь трагедию. Остановись, если в тебе осталось хоть что-то материнского!
