Джон Kappe - Достопочтенный школяр
Смайли так и не появился, а когда «домоправителей» спрашивали, когда же он вернется, они вежливо, но непроницаемо улыбались. В таких случаях «домоправители» становились чем-то вроде Звездной палаты – их боялись, но обойтись без них было нельзя. Между тем из кабинета Смайли незаметно исчез портрет Карлы – остряки утверждали, что его унесли почистить.
Самым странным, и в чем-то даже пугающим, было то, что никому не приходило в голову просто зайти в небольшой домик на Байуотер-стрит и позвонить в дверной колокольчик. Дверь открыл бы Смайли собственной персоной, одетый, скорее всего, в домашний халат, его застали бы за мытьем тарелок или приготовлением пищи, которую он потом так и не съедал. Иногда, обычно в сумерках, он в одиночку прогуливался в парке и всматривался в прохожих, как будто старался их узнать, но не мог, они в ответ с любопытством рассматривали его, а потом опускали глаза. А иногда он отправлялся посидеть и попить чаю в одном из дешевых кафе на Кингз-роуд, а чтобы не скучать, брал с собой книжку. Чай он пил сладкий. Любопытствующие могли бы заметить, что он подолгу рассматривает свои руки, или протирает галстуком очки, или перечитывает письмо, которое оставила ему Энн, – очень длинное, но в основном из-за частых повторов.
К нему заходил Лейкон, заходил Эндерби, а однажды явился даже Мартелло, снова одетый в своей лондонской манере. Все пришли к соглашению, и горячее всех поддержал его Смайли, что в интересах дела смена владельца должна производиться как можно тише и безболезненнее. Смайли задал несколько вопросов относительно людей, занятых в этой операции, и Лейкон ответил на них. Лейкон дал ему понять, что в отношении Цирка Министерство финансов настроено на редкость щедро. Курс фунта стерлингов круто шел на повышение, по крайней мере, в мире секретных служб. Такая смена настроения вызвана не только «делом Дельфина», намекнул Лейкон. Новое назначение Эндерби привело американцев в небывалый вострог. Это мнение преобладало даже на высочайшем дипломатическом уровне. Бурные продолжительные аплодисменты – так описал их реакцию Лейкон.
– Сол, видимо, в самом деле знает, как с ними разговаривать, – сказал Лейкон.
– Неужели? Что ж, неплохо. Да-да, очень хорошо. – откликнулся Смайли и, точно глухой, одобрительно склонил голову.
Эндерби по секрету сообщил, что предполагает назначить Сэма Коллинза начальником оперативного отдела, но Смайли даже тут не выказал ничего, кроме вежливой любезности. Сэм – человек энергичный пояснил Эндерби, а сейчас в Лэнгли любят энергичных. Неженки в шелковых рубашках нынче не в чести, сказал он.
– Несомненно, – отозвался Смайли.
Они обсудили кандидатуру Родди Мартиндейла и пришли к общему мнению. Нельзя сказать, что этот человек, хоть и накопил немало ценного опыта, идеально подходит для работы в разведке Старина Родди в самом деле человек своеобразный, подтвердил Эндерби, и министр его не на шутку побаивается. И американцы с трудом находили с ним общий язык, даже те, которые сами отличаются некоторой чудаковатостью. К тому же Эндерби весьма настороженно относился к перспективе брать на работу воспитанников Итона. Блестящее впечатление, которое они создают, часто бывает обманчиво.
Неделю спустя «домоправители» отперли дверь в старый кабинет Сэма на шестом этаже и вынесли всю мебель. Теперь призрак Коллинза успокоится навсегда, с наслаждением утверждали остряки, но они оказались недальновидны. В следующий же понедельник в кабинете водрузили изысканно украшенный письменный стол, обтянутый красной кожей, и несколько поддельных картин со сценами охоты, перекочевавших со стен клуба, который посещал Сэм. Сам клуб, к взаимному удовлетворению сторон, был закуплен крупным игорным синдикатом.
Никто больше не видел и малыша Фона. Не объявился он даже тогда, когда возобновили работу несколько крупных периферийных учреждений Цирка, в том числе Брикстонский центр по подготовке специальных операций, в котором он работал раньше, и Эктонский информационный центр под руководством Тоби Эстерхейзи. Но он и не исчез бесследно. Подобно Сэму Коллинзу, он каким-то образом примазался к этой истории, не имея к ней, в общем-то, никакого отношения. Но в отличие от Сэма он, когда все кончилось, так и остался за кулисами и не показывался на людях.
В первый же день возвращения к повседневной работе на Коллинза легла нелегкая задача – сообщить всем печальную новость о гибели Джерри. Он собрал людей в «комнате жарких споров» и произнес речь, краткую и искреннюю; все признали, что она ему удалась. Они и не думали, что он принимает это так близко к сердцу.
– Об этом можно говорить только на шестом этаже, – предупредил он.
Слушатели пришли в ужас, потом возгордились. Конни заплакала и попыталась заявить, что Джерри стал еще одной жертвой происков Карлы, но ей велели замолчать – ведь нет никаких сведений о том, кто его убил и при каких обстоятельствах. Он погиб при исполнении своего долга, было объявлено всем, и погиб с честью.
В Гонконге же, в Клубе иностранных журналистов, исчезновение Люка и Джерри, славных питомцев этого клуба, сильно встревожило публику. Члены клуба как следует нажали на местные власти, и благодаря их стараниям неусыпный старший инспектор Рокхерст был вынужден провести негласное полномасштабное расследование. Власти пообещали, что все сведения, полученные в его ходе, будут опубликованы, а генеральный консул Соединенных Штатов посулил выплатить пять тысяч долларов из собственного кармана тому, кто предоставит любую полезную информацию. Сделав широкий жест по отношению к чувствам местных жителей, он заявил, что это предложение распространяется и на исчезнувшего Джерри Уэстерби. Эти двое тотчас же получили прозвище «журналистов, которые пропали», и со всех сторон посыпались домыслы об их неблаговидных связях. Пять тысяч долларов вызвали живой интерес в бюро, где работал Люк, и Карлик, несмотря на свое неутешное горе, приложил все силы, чтобы деньги были выплачены ему. В конце концов, ведь это он работал на оба фронта, это он узнал от Ганса Призывающего Смерть, что квартиру на Клаудвью-роуд, в которой в последнее время жил Люк, заново отделали от пола до потолка задолго до того, как туда проникли востроглазые сыщики Рокера. По чьему приказу это было сделано? Кто за все заплатил? Ответа не было. К тому же именно Карлик из первых рук получил сообщение о том, что Джерри видели в аэропорту Кай-Так, где он брал интервью у японских туристов. Но следственной комиссии Рокера пришлось отклонить эти сведения. Вышеупомянутые японцы являлись, как говорится, «свидетелями, искренне стремящимися помочь, но не заслуживающими доверия», потому что вряд ли они могли достоверно опознать круглоглазого, который вырос перед ними, как из-под земли, когда они, утомленные долгой поездкой, только что вышли из самолета. Что же касается Люка, то при таком образе жизни, какой он вел, было бы удивительно, если бы он рано или поздно не свернул себе шею. Некоторые всезнайки говорили, что алкоголь и слишком бурная жизнь привели его к потере памяти. В конце концов даже самые правдоподобные гипотезы оказались далеки от истины. Ходили слухи, что эту парочку видели вместе на переднем крае во время падения Хюэ – или это было в Дананге? – а еще видели, как они вместе пили в Сайгоне. Другие утверждали, что встречались с ними в Маниле, где Люк и Джерри сидели бок о бок на пляже у воды.
– И держались за руки? – спросил Карлик.
– Хуже, – последовал ответ.
Имя Рокера тоже было у всех на устах – недавно он с помощью американского Управления по борьбе с наркотиками провел громкое расследование, касающееся распространения последних. Основными действующими лицами в нем были несколько китайцев и очаровательная англичанка, искательница приключений, перевозившая героин, и хотя, как обычно, главные наркобароны сумели уйти от правосудия, говорили, что Рокер приблизился к ним вплотную и едва не призвал к ответу. «Наш суровый, но честный борец за правду, – восхваляла его в редакционной статье газета „Саут Чайна морнинг пост“. – Если бы в Гонконге было побольше таких полицейских, жизнь в городе стала бы неизмеримо счастливее».
В те дни произошло еще одно событие, удостоенное внимания клуба: заново открылась резиденция Хай Хейвен. Ее обнесли шестиметровым забором, увенчанным колючей проволокой, который днем и ночью освещали прожекторы и охраняли сторожевые собаки. Бесплатных завтраков больше никто не давал, и новость вскоре поблекла.
Что касается старого Кро, то он исчез на много месяцев. Его никто не видел, и никто о нем не вспоминал. Но однажды вечером он, заметно постаревший и аккуратно одетый, как и подобает добропорядочному джентльмену, появился в баре и сел в свой обычный уголок, глядя в пространство. Все, с кем он был знаком, исчезли, и мало кто узнал его. Ковбой из Канады предложил сыграть партию в шанхайский боулинг, но Кро отказался. Потом случилось нечто странное. Внезапно разгорелся спор касательно какого-то туманного места в уставе клуба. Здесь не было ничего серьезного: нужно ли клубу придерживаться некого старого правила, сохранившегося лишь в силу традиции, – о подписании рекомендательных писем. Только и всего. Но, непонятно почему, старик пришел в ярость. Он вскочил на ноги и тяжело зашагал к лифтам. Из глаз у него струились слезы. Он бросал в лицо собравшимся одно оскорбление за другим.
