Ростислав Самбук - Марафон длиной в неделю
— Вы были членом национал-социалистской партии?
Показалось, что Венклевиц втянул голову в плечи и стал еще немного ниже. Ответил, почему-то прижав руки к туловищу:
— Да. Член партии.
— Впервые вижу человека, который при таких обстоятельствах не отрекается от фашизма! — воскликнул Бобренок.
Вдруг майор почувствовал, что злость отступила, вместо нее появилось искреннее любопытство: что за человек этот ортсгруппенляйтер, ведь типичная фигура для фашистской Германии, в селе, вероятно, все ему повинуются. Обернулся к Мохнюку, попросив:
— Ты поговори с ним, старлей. Ну, расспроси о жизни. А я послушаю. Что не пойму, переведешь...
Мохнюк понимающе кивнул. Не вылез из машины, сидел, положив руки на руль, хоть таким образом подчеркивая свое превосходство над ортсгруппенляйтером и отчужденность в отношении к нему.
— Герр Венклевиц... — начал, но Бобренок обошел вокруг ортсгруппенляйтера, глядя на него, как На заморское диво, и перебил Мохнюка:
— Нет, ты ему вот что расскажи. Как фашисты в наших селах коммунистов босиком по снегу к виселицам гнали. Только за то, что они коммунисты!.. А он, фашист, тут в Германии со мной, коммунистом и офицером, в одной машине ездит!.. И мы с ним всякие цирлихи-манирлихи разводим...
Мохнюк стал переводить, а Бобренок уставился на ортсгруппенляйтера, пытаясь разгадать, как тот воспринимает его слова и какие мысли появляются у него. Но почти ничего не отразилось на лице Венклевица. Он стоял, держа шляпу в тонких старческих пальцах, и, может, лишь эта поза да морщины, появившиеся на лысом черепе, выдавали его состояние. Смотрел Мохнюку чуть ли не в рот, не отводя взгляда, видно, боялся встретиться глазами с Бобренком и прочесть в них ярость и ненависть, переполнявшие майора. Внимательно выслушав, ответил, тщательно подбирая слова:
— Не забывайте, что в Германии существовало гестапо. И даже здесь, в самом сердце рейха, мы постоянно помнили об этом. Кроме того, наиболее экстремально настроенные люди вступали в СС.
— Ну что с ним разговаривать! — возмутился Бобренок. — Они установили порядок, назвав его новым: вешали, расстреливали, сжигали в крематориях! Во имя порядка. Но ведь теперь настал час расплаты. Скажи ему именно так: за тот порядок настало время расплачиваться!
Мохнюк излагал все ясно и даже как-то ровно и однообразно, а Бобренок заметил, как наконец испуганно забегали глаза у ортсгруппенляйтера, как опустились у него уголки губ.
Венклевиц прижал шляпу к груди и сказал, заглядывая Мохнюку в глаза:
— В Нойкирхене все было спокойно. Это могут подтвердить жители села. И неужели национал-социалистов станут привлекать к ответственности? Только за то, что они были членами партии?
Бобренок махнул рукой: наверно, этому фашисту трудно объяснить, в чем именно его вина, и не только перед своим народом. А Венклевиц посмотрел на него жалобно, будто от Бобренка зависела его судьба и судить его будут чуть ли не сегодня. Вдруг, как он, вероятно, решил, спасительная мысль пришла ему в голову, так как потянулся к майору и сказал уверенно:
— Вы убедитесь в моей лояльности, господин офицер.
— В селе скрывается преступник, — хмуро сказал Бобренок, выслушав перевод этой фразы, произнесенной едва ли не торжественно. — И лучший способ доказать свою лояльность — найти его.
— Он никуда не денется! — пообещал ортсгруппенляйтер. — Если действительно прячется в селе и его видели наши люди. Кстати, возвращается Зепп Кунц, — указал на человека, спешащего к ним, — и мы сейчас все узнаем.
Бобренок поразился метаморфозе, в один момент происшедшей с Венклевицем: смотрел властно и, кажется, даже стал немного полнее и выше.
— Ну? — спросил он хромого.
— Неутешительные новости, герр ортсгруппенляйтер, — пробормотал тот. — Никто не видел в селе постороннего.
— А у Вернера Хайнриха ты был?
— И он не видел.
— А Штибер?
— И с ним разговаривал, а он спрашивал у соседей.
Венклевиц нерешительно оглянулся на офицеров.
— Вы слышали? — спросил он у Мохнюка.
— Однако преступник должен быть в селе. Иначе ему просто некуда деться...
Ортсгруппенляйтер подумал немного и сказал:
— Сейчас я поговорю еще с фрау Шеринг. У нее такие глаза, что видят сквозь стены... — указал он на дом напротив. — Может, господин офицер желает пойти со мной?
Ортсгруппенляйтер стал переходить через улицу, но Бобренок вдруг остановил его решительным жестом. Принюхался и спросил:
— Вы ничего не чувствуете?
Венклевиц согнулся и снова снял шляпу.
— Что я должен чувствовать, господин офицер?
— Запах... Будто кто-то сжигает...
Венклевиц пожал плечами:
— На улице тепло, и вряд ли кто-то затопил печку. Разве что плиту...
— Пахнет горелой материей, — сказал Бобренок уверенно. Принюхался и добавил: — Да, жгут одежду, кажется, там — вон, видите, дымок из трубы... — показал на дом в полсотне метров от них.
— Там живет фрау Штрюбинг, — пояснил ортсгруппенляйтер.
Мохнюк понял, что именно имеет в виду Бобренок. Спросил:
— Фрау Штрюбинг одинокая?
— Большинство женщин Нойкирхена теперь одиноки, — ответил Венклевиц. — Как и во всей Германии. У нее были две восточных работницы, но на днях сбежали...
Мохнюк предостерегающе поднял руку. Подумал: если Валбицын прячется именно в том доме, просто так его не возьмешь: у него пистолет с несколькими патронами. К тому же, почуяв опасность, может бросить в печку списки из сейфа. Значит, надо перехитрить его.
— Кто такая фрау Штрюбинг? — спросил он.
— Порядочная женщина, ее муж, ефрейтор Штрюбинг, погиб два года назад, работящая, преданна рейху... — запнулся, — я хотел сказать, что ничего подозрительного за ней не замечалось.
— Вы можете осторожно вызвать ее сюда? — придвинулся вплотную к ортсгруппенляйтеру Мохнюк. — Вероятно, именно в ее доме и спрятался тип, которого мы разыскиваем. Учтите, он вооружен, но мы все равно возьмем его. А вы можете помочь нам, и сами понимаете...
— Да, я понимаю! — буквально расцвел Венклевиц. — Я вызову фрау Штрюбинг сюда так, что тот человек, если он и правда в доме, ничего не заподозрит. А Гертруда — умная женщина, и мы с ней договоримся.
Он так и сказал «мы», как бы подчеркивая свою причастность к операции розыскников. Мохнюк заметил этот маневр ортсгруппенляйтера, усмехнулся едва заметно, однако возражать не стал. В конце концов, успех дела в какой-то мере зависел и от ловкости, выдержки Венклевица. Переглянулся с Бобренком и, увидев его одобрительный взгляд, легонько подтолкнул ортсгруппенляйтера.
