Юрий Пересунько - Искатель. 1982. Выпуск №5
— Мать, — она попыталась говорить спокойно, — ты пойми меня правильно. Брошь ценная — спору нет. Но именно поэтому ты ее нигде не сможешь продать. Я имею в виду официально. Подпольного же миллионера ты не найдешь, или подвернется такой, который тебя просто-напросто обманет. Поэтому самый лучший выход, чтобы это сделала я.
— Ха! Нашла дуру. — Притихшая было старушка резко обернулась, ее бесцветные губы скривились. — Отдай ей брошь… А вот этого не хочешь?! — Она сунула под нос дочери высохший кулачок со сложенными в фигу пальцами. — Я ей дай, а она завтра умотает за границу.
— Боже мой!.. — Ирина Михайловна, не в силах больше сдерживаться, закатила глаза, опустилась в кресло. — Почему? Почему ты думаешь, что я такая скотина? Да и с чего ты взяла, что я куда-то бежать хочу?
— Чую! Носом чую. — В голосе старушки послышались металлические нотки. — А про паучка забудь, все равно не отдам. Это мне на старость.
— Ну и черт с тобой! — Ирина Михайловна поднялась с кресла, прошла на кухню, достала из аптечки анальгин, выпила. Когда вернулась в комнату, мать все еще была там. — Сколько ты за нее хочешь?
— Сколько? — Глаза старушки оживились, она беззвучно зашевелила губами, подсчитывая примерную стоимость броши, но потом вдруг косо взглянула на дочь, сказала едко: — Сколько… Да у тебя порток не хватит купить ее у меня.
— Не волнуйся, хватит, — с желчью в голосе ответила дочь и вдруг, совершенно неожиданно для самой себя, спросила едва слышно: — Или ты, может, ее у тети Сони прячешь? А? Ну? Чего же молчишь?!
Собравшаяся было уходить, мать резко повернулась к дочери, ее тонкие губы задрожали в бессильной злобе, напряглись вздувшиеся вены на тонкой старческой шее, и она прошипела с яростью:
— Не-ет, не вымани-ишь. Не отдам. — И вдруг годами скапливающаяся злость к «неблагодарной» дочери вылилась в всколыхнувшем все ее старческое тело рывке, она вскинула руки, закричала тонким старческим фальцетом: — Неблагодарная! Я ради тебя… а ты!.. Не отдам! Не отда-ам! Пусть лучше другим достанется. Может, мне хоть крест за это на могилку поставят.
— Зачем он тебе, мать? — тихо спросила Ирина Михайловна. — Разве твои грехи этим замолишь? Так что обеим придется в геенне огненной…
— Замолчи-и-и! — закричала Софья Яновна и вдруг осела на пол, закрыла лицо руками, и ее худенькие плечи затряслись в беззвучном плаче.
— Ну ладно, прости, — тронула ее за плечо Ирина Михайловна, неуклюже погладила по голове и, когда мать немного успокоилась, тихо вышла из комнаты.
Парфенов приехал за Лисицкой, когда уже совсем стемнело. Он показался ей каким-то странным.
— Чего это ты? — спросила, садясь в машину.
— Да не-е, — замялся Парфенов. — Нормально.
— Ну, ну, — недобро процедила Лисицкая и замолчала, прокручивая в голове предстоящий разговор с Монголом. Ирина Михайловна не верила, что Приходько отдаст ей всю обговоренную сумму, отлично понимая: не для того он бежал из колонии, чтобы делиться с ней таким наваром. В глубине души Лисицкая хотела бы иметь сейчас именно такого напарника, как Монгол, чтобы сделать два-три последних дела. Она задумалась и даже не заметила, как сказала тихо: — Ну ладно, там посмотрим.
— Чего, чего? — повернул к ней свою маленькую головку Парфенов.
— Ничего! — оборвала его Ирина Михайловна и замолчала, не проронив больше ни слова до самой дачи.
Разморенный коньяком и вкусной, обильной едой, привезенной в прошлый раз Ириной, Монгол лежал на диване и лениво перелистывал старые журналы. Он не вспоминал тщедушного, грязного старика Часовщикова, которому уже никогда не понадобятся деньги.
Поначалу Монгол думал рвануть с золотом и деньгами подальше от Одессы, потом решил, что успеет это сделать и позже, после того, как прощупает Ирину насчет ее сбережений.
Лисицкой, обещавшей приехать еще засветло, все не было, и от этой неизвестности Монгол начал беспокоиться, все чаще и чаще подходить к окну, осторожно выглядывать из-за прикрытых плотных штор. Наконец, когда он уже потерял всякую надежду, на улице послышался шум подъехавшей машины. Монгол рывком спрыгнул с дивана, подскочил к окну и увидел, как во двор въехала «Волга». Криво усмехнувшись, не спеша натянул брюки и только после этого пошел открывать входную дверь.
Пропустив мимо себя Ирину, он неуловимым движением остановил Парфенова, спросил почти беззвучно:
— Не узнала?
— Порядок, — так же тихо ответил тот.
Теперь уже полностью успокоившийся, Монгол вошел в комнату, спросил лениво:
— Что ж так поздно, ведь обещала засветло?
— Да вот, индюк… — кивнула на присмиревшего Парфенова Лисицкая. — Промотался где-то, а тут… Выгоню к чертовой матери!
— Это ты зря, — заступился за Парфенова Монгол. — Всех выгонять, сама в дураках останешься. Ну ладно, не смотри, будто солдат на вошь. Как-никак праздник сегодня, я уж давно таких денег не видал. — С этими словами он полез за комод и вытащил оттуда толстую пачку сторублевок. — Держи, хозяйка. Да не забудь мне половину выделить.
Опешившая даже не от вида денег, а скорее от барского жеста Монгола, Лисицкая, ожидавшая мелочного отсчета денег, обмана, надувательства — всего, что угодно, но только не этого, какое-то время ошалело молчала и вдруг улыбнулась кривой, виноватой улыбкой.
— Молодец, — неожиданно мягко сказала она, совершенно забыв, что авантюра с поддельным золотишком вскоре выплывет наружу и ей придется каким-то образом выкручиваться перед Часовщиковым. Главное было не это. Главное было то, что перед ней стоял прежний Валя Приходько, который ради нее готов был идти в огонь и в воду. И вмиг созрел и утвердился тот план, что она подспудно держала в душе, не надеясь, что так вот повернется дело.
Монгол, который все это время с холодной жестокостью смотрел на нее, по каким-то неуловимым признакам понял, что и этот ход выиграл он. Теперь главное — ждать и не суетиться.
— Ну что, старая, — нарочито растягивая слова, спросил он, — пригодится еще Приходько? А? Или ты думала, что меня на свалку списывать можно?
— Пригодится, ой как пригодится, — в тон ему ответила Ирина Михайловна и тут же спросила: — Хочешь еще в долю войти?
— Смотря на что.
— Пятьдесят на пятьдесят.
— А в хрустах сколько?
— Не прогадаешь.
— Лады, — кивнул Монгол. — А что делать надо?
Давно ожидавшая этого вопроса, Ирина Михайловна внимательно посмотрела на Монгола, словно пытаясь еще раз проверить себя, затем сказала, четко разделяя слова:
— Я тебе адресок один дам… недалеко от Одессы… там старуха живет… — Она замолчала, еще раз изучающе посмотрела на него.