Уилбур Смит - Взгляд тигра
Согнутый указательный палец Гатри тянул спусковой крючок, а я, с сигарой во рту, пытался уклониться и понимал, что не успею.
Ствол подбросило высоко вверх, из дула вырвалось бледное в ярком солнечном свете пламя. Пушечный грохот выстрела и тяжёлый свинец настигли меня одновременно. Оглушённый, я резко откинул голову назад, зажжённая сигара вылетела изо рта, посыпались искры. Удар согнул меня пополам, сбил с ног и отшвырнул к борту – поясницей о леер.
Боли не было, всё онемело. Я был уверен, что сознание вот-вот отключится и свет померкнет, – если разворотило грудь, то рана смертельна. Ударившись о планшир, я перелетел через борт головой вперёд, и прохладные объятия моря привели меня в чувство. Я открыл глаза, увидел серебристые пузырьки воздуха и зеленоватые солнечные лучи, пробивающиеся сквозь толщу воды. Воздуха в лёгких не осталось. Инстинкт гнал на поверхность – скорее вдохнуть, но голова была на удивление ясной: стоит всплыть, и Гатри меня добьёт.
Удивительно, но я всё ещё шевелил ногами и медленно продвигался под гладким белым днищем «Плясуньи», которому, казалось, не будет конца.
Внезапно вокруг потемнело, надвинулось тёмно-красное пятно, и я чуть не запаниковал, решив, что теряю зрение. Впрочем, бесформенные багровые облака, повисшие в воде, оказались моей собственной кровью. Крохотная, полосатая, как зебра, рыбка стрелой метнулась к одному из них, жадно глотая неожиданное угощение.
Левая рука не слушалась и плетью висела в клубящемся кровавом шлейфе. Пришлось, действуя здоровой правой, проплыть под килем «Плясуньи» и подняться до ватерлинии, где я с облегчением ухватился за конец буксирного троса, свесившийся с кормы в воду, и высунул голову на поверхность. Саднящие, онемевшие лёгкие жадно втягивали воздух, противно отдававший медью.
Сознание оставалось ясным: я – под кормой, волчья стая – на носу, карабин – под крышкой люка машинного отделения.
Я потянулся вверх, намотал трос на правое запястье и попытался пальцами ног упереться в пояс наружной обшивки, проходящий по ватерлинии. Меня хватило бы на одну попытку, не более, – ошибиться было нельзя. На борту ссорились и орали друг на друга, но я не вникал, собирая все оставшиеся силы.
Упираясь ногами и подтягиваясь здоровой рукой, я попытался забраться в лодку. От напряжения темнело в глазах, онемевшая грудь камнем тянула вниз, но я выбрался из воды, наполовину перевалился через кормовой леер, повис, точно пустой куль на ограде из колючей проволоки, и только через несколько секунд пришёл в себя. По животу стекала тёплая кровь. Время уходило; ещё немного – и от потери крови сознание отключится. Изо всех сил я оттолкнулся ногами, свалился в кокпит и застонал от боли, ударившись головой о рыболовное кресло. Подо мной натекла огромная лужа крови.
Цепляясь за палубу, я дополз до входа в каюту, неимоверным усилием поднялся на ослабевшие, подгибавшиеся ноги и осторожно выглянул из-за угла: вся троица стояла на носу.
Джимми Норт с выражением ужаса и отчаяния на лице лихорадочно застёгивал крепления баллонов со сжатым воздухом, снова висевших у него за спиной.
– Грязные убийцы, – кричал он на Мейтерсона. – Я спущусь на дно и найду его. Подниму тело, и, даст Бог, вас обоих повесят…
На мгновение позабыв о собственном незавидном положении, я восхитился мужеством Джимми. Думаю, он даже не подозревал, что стоит в списке следующим.
– Это убийство, умышленное убийство! – выкрикнул он и повернулся к ним спиной, натягивая на глаза и нос маску.
Мейтерсон посмотрел на стоявшего рядом Гатри и кивнул.
Я попытался крикнуть, предупредить, но только едва слышно захрипел. Гатри подошёл к Джимми сзади. На этот раз он действовал наверняка – приставил дуло к основанию черепа, и резиновый капюшон гидрокостюма приглушил звук выстрела. Пуля прошла навылет сквозь щиток маски, брызнули осколки стекла. Джимми отбросило к борту, он перелетел через него и с шумом свалился в воду. Наступившую тишину нарушал голос ветра да плеск волн.
– Пойдёт на дно, грузовой пояс не даст всплыть, – спокойно прокомментировал Мейтерсон. – А Флетчера надо искать, а то ещё прибьёт к берегу с дыркой в груди.
– Увернулся, гад! Не попал я, куда целился… – проворчал Гатри.
Дальше я ничего не слышал, рухнув на палубу кокпита. От перенесённого шока и потери крови отказали ноги.
Мне доводилось видеть насильственную смерть в разных обличьях, но гибель Джимми потрясала. Хотелось отомстить, прежде чем убийцы расправятся со мной. Нужно было добраться до люка машинного отделения. Белая палуба расстилалась впереди, бесконечная, как пустыня Сахара. Непреодолимая свинцовая усталость навалилась на плечи.
Послышались шаги и голоса наверху – подонки возвращались в кокпит.
«Задержи их, Господи, хоть на десять секунд», – взмолился я, зная, что всё тщетно: они войдут в каюту намного раньше, чем я доберусь до люка.
Шаги наверху стихли, однако голоса доносились по-прежнему: Мейтерсон и Гатри остановились на палубе. Я дотащился до машинного отделения и с облегчением вздохнул.
Казалось, задвижки заклинило намертво, но кипевший во мне гнев пересилил слабость. Извернувшись, я одолел их ударами ноги, на коленях склонился над люком, и белая палуба опять окрасилась кровью.
«Переживёшь, Чабби», – некстати подумал я и мучительно потянул на себя тяжёлую, как могильная плита, крышку люка. Колющая боль пронзила грудь.
Наконец крышка откинулась и с глухим стуком упала. Голоса на палубе смолкли.
Лёжа на животе, я торопливо, вслепую шарил под настилом, нащупывая ложе карабина.
– За мной! – прозвучал голос Мейтерсона, и тут же раздался топот ног, бегущих по палубе в сторону кокпита.
Я устало потянул к себе карабин, но он, видимо, зацепился и не хотел уступать.
– Чёрт! – выругался Мейтерсон. – Вся палуба в кровище.
– Флетчер! – пронзительно закричал Гатри. – С кормы залез!
Карабин высвободился, и я чуть не уронил его в машинное отделение, но удержал и откатился подальше от люка.
Сидя на палубе и не сводя глаз с входа в каюту, я большим пальцем сдвинул защёлку предохранителя. Глаза заливало потом и солёной водой, всё виделось как в тумане.
Вбежал красный от возбуждения Мейтерсон, замер и уставился на меня. Когда я приподнял винтовку, он выставил перед собой руки, ища хоть какой-то защиты. Бриллиант на мизинце весело подмигнул.
Я поднимал пугающе тяжёлое оружие одной рукой и, когда дуло уставилось в колени врага, нажал спусковой крючок.
Карабин изрыгнул длинную трескучую очередь, отдача подбросила ствол вверх, пули прошили Мейтерсона от паха до шеи – вспороли, как нож рыбу, когда её потрошат. Отброшенный к переборке, он нелепо трясся и дёргался в смертельной джиге.
