Иван Новожилов - Королевский гамбит
— А ты куда?
— По делу! Вопросы отставить!
Темнота была густой, непроглядной. Но Федотов давно свыкся с ночными вылазками и переходами. Он безошибочно нашел тропу, которая бежала через пустырь, заросший бурьяном, затем скатывалась в овраг, петляла среди кустарников и упиралась в обрыв. Запрокинув голову, Демьян посмотрел туда, где черная линия крутояра соприкасалась с более светлым фоном — небом. На кромке возник силуэт человека. Возник и сразу же исчез. Демьян припал к земле и пополз. Преодолев крутизну, очутился в саду. От яблони к яблоне, от вишни к вишне перебегал он, пробираясь к единственно освещенному окну. От садовой калитки до угла дома расхаживал солдат. Иногда он останавливался у плетня, перебрасывался двумя—тремя фразами с часовым, охраняющим двор. Выждав подходящий момент, разведчик бесшумно скользнул в густой куст сирени, росший возле завалины под самым окном. Неплотно прикрытое, оно было задернуто темной шторой. Но в щель виднелась вторая занавеска из полотна. На ней, как в театре китайских теней, вырисовывались два четких силуэта. Федотов подкрался к завалине и прислушался. В комнате говорили по-русски:
— А, Герт, здорово! Что нового?
Силуэты сблизились. Один из них жестикулировал.
— Поздравляю, Фриц, с повышением! Глупо смерть встретил Руттер. У меня — важное сообщение. Можно здесь говорить?
— Дом охраняется надежно.
— Буров получил приказ отбить Ключи. Надо принимать меры. У русских большая надежда на танки и артиллерию. Они сосредоточиваются в районе Клинцов. Необходимо учесть, что на этот раз в бою будут и гвардейские минометы.
— Катюши? Где намечается главный удар?
— Вот план боя. Я сделал его опять в виде шахматной партии. Шифр известен? Задерживаться не буду: опасно. Ладейные ходы — направление танковых атак — сделаны ориентировочно. Могут быть изменения.
— Превосходно. Как чувствуешь себя, Герт?
— Укрепился в гнезде намертво… Но Руттер наделал мне хлопот. В его полевой сумке обнаружена карта-копия штабной, которую я составил в прошлый раз. Конечно, русские контрразведчики не будут сидеть сложа руки. Подозреваю, что один из них уже находится в дивизии. Это пока еще предположение. Я сфотографировал его на всякий случай. Вот негатив… Ну, да, как говорится: “бог не выдаст, свинья не съест…” Не найдется ли рюмки хорошего коньяка?
Демьян услыхал, как забулькала жидкость.
— Разведчики на месте?
— В развалинах завода, следят за тропой.
— “Хвоста” нет?
— Уверен.
— Смотри, чтобы не повторилась история Руттера. Наш шеф Штауберг взбешен. Захватить такого офицера, да еще у самого штаба, в полдень! Это — пятно на всю нашу разведывательную службу.
— Я избавился от виновника той печальной истории.
— Пристрелил?
— Нет. Пока его отстранили от разведки. А пристрелить его должны были вы, а не я.
— Мы! Да знаешь ли, что он вместе с Отто еще троих к праотцам отправил.
— Знаю.
— Это не человек, а сущий дьявол. Он дрался, как зверь. Вот кинжал. Его нашли в груди проводника. На рукоятке есть фамилия. Полянский, как будто? Можно позавидовать его выдержке.
Услышав фамилию друга, произнесенную с такой злобой, Федотов схватился за автомат, сдвинул предохранитель, но вовремя одумался и снова прильнул к окну.
— Итак, к делу, Фриц! Разведчики должны привести “языка”. Буров приказал добыть его любыми средствами.
— Гут! Мы пошлем агента номер четыре. Направим его, как и было задумано, по тропе к заводским развалинам. Он способный артист и настоящий солдат. Русские не сумеют выдавить из него ничего лишнего.
— Передай ему для уверенности, Фриц, что с пленными русские обращаются хорошо. Отправят в глубокий тыл, там он будет в безопасности. Пусть ровно в час тридцать явится на место. Шепни, чтобы не сопротивлялся. И последнее. Необходимо ликвидировать старика — хозяина дома, возле которого был схвачен обер-лейтенант Руттер. Этот старик информирует русских о расположении наших войск в районе станции Ключи.
Демьян и верил и не верил. “Кто этот предатель? Голос знакомый, но не киреевский. Кому, кому он принадлежит?”
Чтобы увидеть лицо врага, Демьян пошел на риск. Переждав, когда часовой удалится к садовой калитке, он привстал и заглянул в просвет между неплотно задернутыми занавесками. Никаких сомнений быть не могло. За столом спиной к окну сидел, потягивая из рюмки коньяк, человек в маскхалате. Напротив небрежно развалился в кресле худощавый офицер.
Почувствовал ли человек в маскхалате взгляд Федотова, но, видимо, ему стало тревожно, и он, не оборачиваясь, смахнул со стола лампу. Комната погрузилась во мрак. Послышался топот сапог. Заскрипела калитка. По листве деревьев затанцевали огни карманных фонарей. Федотов нырнул в темноту сада, перебегая от куста к кусту, добрался до оврага, скатился по склону вниз и побежал. Он торопился. За Демьяном след в след увязалась какая-то тень. В кустах, у выхода из оврага, на глинистой осыпи эта тень бесшумно бросилась на сержанта и нанесла ему сильный удар по голове…
Ровно в час тридцать группа разведчиков захватила “языка”. Сухопарый унтер-офицер не оказал никакого сопротивления. Двадцать минут друзья ждали Федотова. Киреев беспокоился, он поминутно смотрел на часы, выглядывал в зияющий темнотой безмолвный пролом.
— Рыбаков, — после некоторого колебания проговорил, наконец, он, глядя на фосфоресцирующий циферблат, — фашисты с минуты на минуту начнут разыскивать патрульного. “Язык” должен быть в штабе дивизии. Демьяну придется оставить знак, — добавил он, впервые назвав Федотова по имени. — Дорогу он знает.
Подняв кусок извести, Киреев широким взмахом поставил на одной из уцелевших бетонных плит огромный косой крест и крупно написал: “Ушли по старой дороге!”
…Генерал Буров слушал рапорт командира взвода. Лейтенант говорил сухо, лаконично. Когда он рассказывал о причинах очевидной гибели сержанта Федотова, в голосе его генерал почувствовал немой укор, понял этот укор и смолчал.
Поздравив разведчиков с успехом, Буров поблагодарил каждого и при них же приказал начальнику штаба оформить материалы для награждения.
Сальский, Мигунов и другие офицеры полушутя, полусерьезно потребовали от лейтенанта банкета в честь благополучного исхода операции и будущей награды.
— Луценко, — позвал Мигунов. — Доставь в столовую неприкосновенный запас. Надо отпраздновать по-настоящему подвиг моих орлов.
Офицеры вышли со двора. Полянский сиротливо стоял в сторонке, у калитки. Он и не заметил даже, как приблизился к нему Семухин. Стиснув до боли руку старшего сержанта, он взглянул на него виновато, заметил на глазах товарища слезы и, вздохнув, зашагал прочь.
