Владимир Максаков - Глубокий рейд. Записки танкиста
— Я думал об этом, — сказал Кудряшов. — Долго засиживаться нам тут не следует. Если гитлеровцы разнюхают, что мы забрались сюда, то нам придется больше от них отбиваться, чем выполнять задание.
— Ты прав, Иван Федорович. Подождем разведчиков, тогда и решим, как действовать дальше. Все же мне кажется, что крупных сил у противника здесь быть не может. Немцы не охотники забираться в лес. Они предпочитают отсиживаться в населенных пунктах. Там и тепло, и менее опасно, да и курочки еще кое-где водятся. Здесь лишь могут оказаться их склады с боеприпасами, горючим, ремонтные мастерские. Ну, и все это, как бы усиленно ни охранялось ими, все же послужит для нас, охотников, скорее дичью, чем западней.
— Это верно, друг, но лишняя осторожность нам, пожалуй, не повредит, — предостерегающе заметил Кудряшов.
— Разумеется. Я сейчас же займусь караулами, а ты отдохнул бы, пока есть возможность. Я тут сам справлюсь.
— Не до сна сейчас. Пойду к Никитину, узнаю, как у него дела? Убитые, кажется, есть, о погребении надо позаботиться.
Мы вернулись к месту стоянки. Машины уже стояли в боевом порядке для обороны. Позади них, среди елей, на расчищенном от снега месте, виднелась наспех сооруженная автоматчиками палатка. Этот довольно неказистый и уродливый шалаш все же мог защитить людей от ветра. В палатке орудовали доктор и два его санитара — огромный, почти двухметрового роста Чечирко и маленький юркий Варламов.
— А ну, показывай, что там у тебя, — шумел доктор, осматривая рану у автоматчика. — Пустяки, царапина. До свадьбы заживет. Чечирко, перевяжи.
— А, Кирсанов! Тебя как угораздило с пулей поздороваться?
— Я, товарищ доктор, до друга Чечирки пришел. Может, он мне тут вот голову чем помажет, — переминаясь с ноги на ногу, смущенно проговорил башнер. — Я чуток высунул голову из люка, а пуля, как оса, тут как тут, и чиркнула меня чуть повыше уха.
— Высунулся, чиркнула, — ворчал доктор. — Вот чиркнула бы она тебя на волосок поправее — и остался бы Решетов без башнера. Кого бы мы посадили тогда в машину? Моего Чечирку, что ли? Так он мне самому нужен.
— Да он, товарищ доктор, и в люк не влезет, — расплывшись в улыбке, сказал Кирсанов, посматривая на своего друга.
— А и влезет, так не дай бог. Разок повернется там и посдирает все приборы. Санитар он что надо, может вытянуть с поля боя зараз целый экипаж танка, а в машину его садить не годится.
Раненых было восемь человек. Тяжелых, к счастью, не оказалось совсем. Доктор заявил, что все люди могут оставаться в строю. Убитых было пять человек — три автоматчика и два сапера. Погибших товарищей мы не оставили, а привезли сюда и похоронили здесь, в лесу, выдолбив ломами в мерзлой земле могилу. Когда все было закончено, Кудряшов снял шапку и от имени всех нас попрощался с товарищами, отдавшими жизнь за любимую Родину.
— Прощайте, друзья! Мы еще вернемся в этот лес и на месте безымянной могилы поставим памятник с вашими именами. Мы не забудем вас, боевые друзья. В дни войны память о вас будет звать нас к мщению, а в светлые мирные дни после победы мы будем, чтя вашу память, крепить мощь нашего Отечества, чтобы ни один любитель чужих земель не осмелился еще раз посягнуть на священную землю, политую вашей кровью.
Кудряшов отошел в сторону.
Мы, склонив головы, молча постояли несколько минут у свеженасыпанного холмика и заровняли его снегом. Отдать все воинские почести павшим смертью храбрых в этих условиях было нельзя.
— Плохо пока идут у нас дела, командир, — мрачно насупившись, сказал Лопатин, — Еще дела не начинали, а уже встали на отдых в этом чертовом лесу.
— Нет, Лопатин, — возразил Кудряшов, — дело наше как раз хорошо начато. Через передний край мы должны были проскочить «галопом» без особого ущерба для противника, а мы немало там накрошили и людей его и техники. Да и здесь остановка оказалась как нельзя более кстати.
— Вот именно, — сказал подошедший доктор. — Послушай, «командующий», что я буду делать с убитыми и ранеными в дальнейшем?
— Убитых хоронить, а раненым оказывать помощь, перевязывать их, оперировать, если потребуется.
— Это я и без тебя знаю. Но куда вот я буду девать их после операции? С тяжело ранеными что будем делать?
— Этого, Боря, я сейчас сказать не сумею. Будем действовать по условиям обстановки. Может быть, придется оставлять у надежных людей по деревням, а может быть, организуем что-нибудь вроде временного госпиталя в лесу. Скоро наши пойдут в наступление, поэтому и такой вариант вероятен. Во всяком случае, увидим.
Я вернулся к своей машине. Закиров возился, отыскивая в танке патронную гильзу, которая выпала из гильзоуловителя во время стрельбы и закатилась куда-то под тягу бортового фрикциона, мешая свободному ходу рычага.
Чертыхаясь по-русски и по-татарски, призывая на помощь Христа и Аллаха, он на чем свет стоит клял башнера и радиста за ротозейство. Грицаев, изрядно побаивавшийся Закирова, оправдывался, что не он был в бою у пулемета, а лейтенант Климашин. Но Закиров не хотел признавать никаких доводов.
Вскоре пришел Найденов с сержантом Овчаренко, уходившим старшим группы разведчиков. Он подробно рассказал обо всем, что было с ними в разведке.
Сначала шли они прямо по опушке леса, в юго-западном направлении. Заносы, образовавшиеся у подлесного кустарника, сильно затрудняли движение. Тогда решили свернуть в лес и идти напрямик, не делая крюка. Было еще очень темно и тихо. Шум леса действовал успокаивающе. Но вот чаща начала редеть. Овчаренко, шедший впереди группы, быстро присел. Остальные сделали то же. В тридцати метрах справа от себя он увидел часового гитлеровца. Часовой, видимо, сильно промерз в своей кургузой шинеленке, прыгал на одной ноге, высоко подбрасывая другую, махал руками в разные стороны, словно изображал ветряную мельницу. Подползшие разведчики едва удерживались от смеха. К их счастью, часовой стоял к ним спиной, да и ветер заглушал все посторонние шумы. Разведчики залегли в снегу и стали наблюдать. Белые маскхалаты с капюшонами помогали им быть невидимыми на снегу.
Вдруг часовой подскочил на месте, круто повернулся в сторону наших разведчиков и вприпрыжку побежал к ним. Они лежали не шевелясь, затаив дыхание. «Вот черт, — подумал Овчаренко, — сам бежит на свою погибель, а трогать его, гада, нельзя».
Но не добежав до разведчиков метров десяти, немец, как акробат, ловко повернулся кругом и помчался обратно…
Из дальнейшего рассказа Овчаренко выяснилось, что разведчики, всмотревшись в то место, где прыгал часовой, увидели какие-то ящики, уложенные штабелями и укрытые брезентами. Оказалось, что это был большой склад с боеприпасами.
