Эдгар Берроуз - Тарзан и люди-леопарды
Орандо прохаживался среди воинов, рассевшихся вокруг костров. В это утро воины больше молчали и уже не смеялись.
Бахвальство, которому предавались туземцы вечером, заметно поутихло.
Люди думали о предстоящих испытаниях. Однако, как только их желудки наполнились горячей едой, они повеселели, стали громко разговоривать, петь и смеяться.
Вскоре Орандо спохватился.
– Где мушимо? – спрашивал он, но никто не знал.
И мушимо, и дух Ниамвеги как сквозь землю провалились. Орандо встревожился, усмотрев в их исчезновении недобрый знак. Тут кто-то из воинов сказал, что, вполне вероятно, Собито был прав, намекая на связь мушимо с людьми-леопардами. И тогда возник закономерный вопрос о самом Собито: а сам-то он где? Его тоже никто не видел, что было весьма странно, ибо Собито вставал рано и не имел привычки опаздывать на завтрак. Затем старый туземец вызвался выяснить, что к чему. Он направился к хижине колдуна и расспросил одну из жен Собито.
Собито бесследно исчез! Как только об этом стало известно, возникли пересуды. Люди припомнили стычку между Собито и мушимо, а также заявление колдуна, что мушимо умрет на рассвете.
Одна часть туземцев считала, что если кто и умер, так это Собито, другие же заявляли, что не видят в его отсутствии ничего особенного – колдун исчезал и раньше.
В самом деле, Собито не раз отлучался из деревни на несколько дней кряду, не объясняя причин такого поведения. По возвращении же он с таинственным видом намекал, что участвовал в шабаше духов и демонов, от которых заряжался своей магической силой.
Лупингу из Киббу считал, что при таких ужасных предзнаменованиях поход не должен начинаться. Он как бы невзначай заговаривал с воинами, стараясь выяснить, кто еще поддерживает его идею распустить отряд и разойтись по домам, но Орандо пристыдил его. Сын вождя сказал, что над ними станут смеяться старики и старухи – столько было наделано шума. Воины станут всеобщим посмешищем, если вдруг ни с того ни с сего откажутся от своих намерений.
– Но кто тогда поведет нас к деревне людей-людоедов, раз твой мушимо покинул тебя? – спросил Лупингу.
– Я не верю, что он ушел, – решительно возразил Орандо. – Наверняка он тоже отправился посовещаться с духами. Он вернется и возглавит отряд.
В этот миг, словно в ответ на утверждение Орандо, прозвучавшее скорее как мольба, с ветвей ближайшего дерева пружинисто спрыгнула гигантская фигура и направилась к ним. Это был мушимо.
На его могучем плече лежала туша оленя, на которой, в свою очередь, восседал отчаянно верещавший дух Ниамвеги, жаждавший почтительного внимания.
– Мы великие охотники, – вопил он. – Глядите, кого мы убили.
Никто, кроме мушимо, не понял его, однако духа Ниамвеги это не обескуражило.
Он даже не догадывался, что его не понимают. Напротив, он считал, что произвел огромное впечатление и упивался собственной значимостью.
– Где ты пропадал, мушимо? – спросил Орандо. – Кое-кто стал даже поговаривать, что тебя убил Собито. Мушимо дернул плечом.
– Словами не убьешь, а Собито прямо распух от слов.
– А ты не убил Собито? – спросил один из стариков.
– Собито я не видел с тех пор, как Куду в последний раз отправился почивать, – ответил мушимо.
– Колдун куда-то исчез, – пояснил Орандо, – и кое-кто решил, что ты…
– Я был на охоте. У вас невкусная еда. Вы портите мясо огнем.
Усевшись под деревом, мушимо отрезал от туши кусок мяса, который, рыча, съел. Негры, испуганно таращась, отошли от него подальше.
Покончив с трапезой, он встал и потянулся всем своим огромным телом, напоминая повадками льва Симбу.
– Мушимо готов, – провозгласил он. – Если все в сборе, то можно выступать.
Созвав воинов, Орандо назначил себе помощников и отдал необходимые распоряжения относительно дисциплины. На это ушло немало времени, так как по каждому поводу вспыхивали, как всегда, споры, в которых участвовали все, не важно, касалось это их или нет.
Мушимо стоял поодаль, наблюдая за туземцами и сравнивая их с собой.
Физически между ними было очень много общего, однако, кроме разницы в цвете кожи, имелись и другие различия, такие, что бросались в глаза, и такие, что воспринимались интуитивно. Дух Ниамвеги также походил на него и на них, но и здесь ощущалась огромная разница.
Мушимо недоумевающе нахмурил брови.
С большим усилием он уже было извлек из недр памяти некое смутное воспоминание, которое могло оказаться ключом к загадке, но оно тут же ускользнуло.
Он подспудно чувствовал, что у него было прошлое, но вспомнить ничего не мог. Он узнавал лишь те предметы, которые попадались ему на глаза, и те ощущения, которые возникали у него с тех пор, как Орандо вытащил его из-под поваленного дерева. С другой стороны, совершенно новые предметы были как будто тоже не в новинку – любое живое существо, будь то человек, зверь или птица, воспринималось им как знакомое, стоило ему увидеть его или почуять запах. Поэтому мушимо не терялся, сталкиваясь со всяким новым проявлением жизни.
Он много размышлял обо всем этом, так много, что временами уставал от дум, и пришел к заключению, что когда-то в прошлом на опыте познал немало всего. Когда он случайно спросил Орано о чем-то из прошлого молодого негра, то оказалось, что сын вождя помнит до мельчайших подробностей события даже из своего раннего детства. Мушимо же мог припомнить лишь события двух последних дней. В конце концов, он решил, что такое состояние памяти, видимо, является характерным для духов, а если его память столь разительно отличается от памяти человека, мушимо расценил эту особенность как неопровержимое доказательство того, что он и есть ДУХ.
С отрешенным видом наблюдал он за никчемной людской суетой, наблюдал с усмешкой. Скрестив руки, он стоял в стороне, явно безучастный как к шумной перепалке чернокожих, так и к сердитой трескотне духа Ниамвеги, примостившегося у него на плече.
Наконец галдящая толпа, призванная к порядку, угомонилась и выступила в поход за славой, сопровождаемая орущими и смеющимися женщинами и ребятней. Но не успели еще провожающие повернуть назад, как воины посерьезнели, настраиваясь на предстоящие испытания.
Три дня шли они под предводительством Орандо и мушимо. По мере приближения к цели настроение воинов поднималось. Под градом насмешек Лупингу, постоянно бубнивший о поражении, был вынужден придержать язык. Наступила минута, когда мушимо объявил, что до деревни людей-леопардов рукой подать и что на следующее утро он лично отправится на разведку.
С рассветом четвертого дня все воины рвались в бой. Орандо без устали разжигал ненависть соплеменников к убийцам Ниамвеги, а также постоянно напоминал о том, что дух Ниамвеги сопровождает их, чтобы оберегать и защищать, а его собственный мушимо обеспечит им победу.
