Фернандо Гамбоа - Черный Город
Напрягая последние силы, мы принялись расширять лаз, по которому можно было пробраться внутрь храма: при помощи стволов деревьев, используемых в качестве рычагов, мы стали смещать обломки упавших колонн и фрагменты облицовочных плит, когда-то покрывавших стены у входа в этот храм.
В конце концов нам удалось справиться с этой задачей, и мы, обливаясь потом и чувствуя изнеможение, вошли, еле держась на ногах, в главное помещение храма, а из него — туда, где находился бывший нацистский склад.
— Уже почти четыре часа, — сообщил я, посмотрев на часы. — Получается, что у нас есть менее трех часов на то, чтобы закончить эту работу.
— Да уж, времени у нас очень мало, — прошептала Кассандра, видимо мысленно оценив, что нам еще предстоит сделать. — Ну просто очень мало…
Вытаскивание из храма огромных — почти по два метра в высоту — железных баллонов, пусть даже мы и просто катили их по полу, потребовало от нас таких несоразмерных нашему состоянию усилий, что в большинстве случаев нам приходилось втроем катить один баллон к выходу, в результате чего на эту работу ушло гораздо больше времени, чем мы рассчитывали.
Докатив все баллоны — а их было аж семнадцать штук! — до выхода из храма, мы стали поочередно привязывать к ржавому горлышку каждого из них крепкие лианы и, дружно дергая изо всех сил за эти лианы (теперь уже подключив к этой работе и профессора), вытащили их один за другим наружу, на поляну перед храмом.
Тут уж наши силы окончательно иссякли, и мы не просто легли, а буквально рухнули на траву, едва не лишившись чувств от изнеможения. После такой долгой и изнурительной возни с огромными баллонами, из которых, наверное, можно было бы смастерить акваланги для каких-нибудь великанов, у меня болело буквально все: руки, спина, ноги и даже брови. Эта тяжелая работа в совокупности с предыдущей бессонной ночью и неоднократными смертельно опасными стычками с людьми и чудовищами, жаждущими отправить нас на тот свет, так сильно вымотала меня, что я, казалось, превратился в какую-то развалину, хотя без ложной скромности мог бы сказать, что всего лишь несколько дней назад моей физической форме можно было позавидовать. А сейчас на рынке рабов за меня, наверное, не дали бы и морковки.
Лишь только когда я поднял взгляд и увидел, что солнце уже начинает прятаться за кронами самых высоких деревьев, мне пришлось собрать свою силу воли в кулак и заставить себя встать, а заодно и поднять на ноги всех остальных, показывая им, как уже низко висит на небосклоне оранжевое небесное светило.
Впрочем, подняться на ноги их заставил не столько мой личный пример и мой дар убеждения, сколько приглушенный рев, который донесся откуда-то из постепенно погружающейся в полумрак сельвы и от которого у нас похолодела кровь в жилах.
108
— Тот конец дирижабля привязан крепко? — громко спросил я.
Касси, стоя у противоположного конца дирижабля, подняла руку и сложила большой и указательный пальцы колечком, тем самым сделав используемый аквалангистами знак, что все в порядке.
Я мысленно проанализировал все наши последние действия, понимая, что есть большая — даже очень большая! — вероятность того, что в самый последний момент все наши усилия могут закончиться полным провалом из-за какой-нибудь неучтенной мелочи. Поэтому, хотя вечер постепенно трансформировался в ночь, не сулящую нам ничего хорошего, я не отваживался перейти к последнему пункту своего плана до тех пор, пока мне не станет ясно, что я не упустил из виду абсолютно ничего.
Концы четырех из тех строп, которые профессор с Кассандрой и Валерией умышленно не стали отрезать от краев куполов, чтобы к дирижаблю можно было привязать подвесные системы, — а также привязать к чему-нибудь и сам дирижабль, дабы он не «удрал» от нас в небо, — теперь были прикреплены при помощи лиан к большим камням и растущим поблизости деревьям. Пять из отрезанных от парашютов подвесных систем мы привязали к некоторым из не задействованных для удержания дирижабля и находящихся в его нижней части строп, а все ранее отрезанные, но не использованные при сшивании куполов стропы, теперь сплетенные в виде сетки с большими ячейками, закрепили на верхней части полотна, что, по моему мнению, должно было придать всей конструкции надлежащую прочность.
«Ну что ж, хорошо, — мысленно сказал я сам себе, уже в который раз перебрав в уме все, что нужно было сделать. A, alea jacta est[80]».
— Проф! Валерия! — крикнул я. — Открывайте клапаны!
Профессор и его дочь тут же начали открывать клапаны первых двух баллонов, которые мы еще заранее с большим трудом установили в вертикальное положение.
Газ начал очень быстро выходить из баллонов, заставляя полотно, сшитое из куполов парашютов, сильно дергаться — как будто внутри этого огромного разноцветного кокона находилась такая же огромная бабочка, вдруг решившая разорвать его и выбраться наружу.
Как только водород в первых двух баллонах закончился, профессор и Валерия стали открывать клапаны на следующих двух. Они делали это медленно, иначе чрезмерно сильный напор газа мог разорвать материю. Затем очередь дошла до третьей пары баллонов, до четвертой, до пятой… Постепенно то, что минуту-другую назад представляло собой всего лишь валяющееся на земле огромное полотно, начало приобретать округлую форму — поначалу довольно неказистую и непропорциональную, а затем уже более-менее правильную, пока наконец не поднялось в воздух и не стало похожей на гигантскую толстую сигару.
Мне, правда, эта «сигара» также казалась похожей на огромную гусеницу, которая по какой-то не известной никому причине и вопреки всякому здравому смыслу умеет летать.
— Получилось! — воскликнул профессор голосом, в котором чувствовалось больше удивления, чем радости.
— Не могу поверить своим глазам, — недоверчиво покачала головой Валерия, поднимая взгляд и смотря на то, как самодельный дирижабль, наполненный немецким водородом, хранившимся в баллонах в течение нескольких десятков лет, приподнялся над землей и, заставив натянуться стропы, которыми он был привязан, застыл на высоте около трех метров.
Гораздо больше энтузиазма по данному поводу проявила Кассандра: она, не произнеся ни слова, восторженно бросилась мне на шею и, к моему удивлению, поцеловала меня в щеку.
Как только «дирижабль», если так можно было назвать эту конструкцию, у которой не имелось ни руля, ни вообще чего-либо такого, чем ею можно было бы управлять, уже был надут до максимума (причем мы израсходовали водород не изо всех баллонов, вследствие чего мне пришлось почувствовать на себе укоризненные взгляды своих друзей, осознавших, что им пришлось выполнить лишнюю работу) и стал вяло покачиваться в воздухе над нашими головами, мы ввели Анжелике последнюю остававшуюся у нас дозу морфия и привязали к дирижаблю носилки, к которым была привязана она сама. Затем мы помогли профессору получше усесться в предназначенной для него подвесной системе (мой старый друг, побледнев от страха перед предстоящим полетом на подобном летательном аппарате, тут же вцепился мертвой хваткой в стропы и закрыл глаза). Вслед за профессором уселись в своих подвесных системах Кассандра и Валерия. Когда очередь дошла до Иака, тот посмотрел на меня каким-то странным взглядом.
