Уилбур Смит - Триумф солнца
С тех пор охота стала для него обычным занятием. Его выводили каждый день, хотя эмир при этом не присутствовал. Аль-Нур гонял его по пустыне, но никаких охотничьих трофеев они так и не добыли. Ногти уже давно сошли с израненных пальцев, а ступни покрылись толстой кожей. Первые несколько недель его страшила мысль о возможном заражении крови и гангрене, но, к счастью, все обошлось.
С началом новой луны и наступлением Рамадана ступни задубели до такой степени, что уже не боялись острых камней и колючих кустарников. Пенрод стал похож на пустынного араба, поджарого, физически выносливого, с густой бородой на потемневшем от солнца лице.
Капитан не видел Османа Аталана со дня их первой охоты, а на третий день Рамадана они узнали потрясшую их новость. Вернувшись из пустыни, аль-Нур на окраине города остановил лошадь и прислушался. Из центра Омдурмана доносился тревожный барабанный бой и заунывные звуки омбейи. Но это были не бравурные звуки военных гимнов или победных шествий, а что-то другое, больше напоминавшее погребальный обряд. Затем они услышали оружейные залпы.
– Что-то случилось, – сказал аль-Нур.
В этот момент к ним галопом подъехал всадник, в котором они узнали одного из аггагиров Османа Аталана.
– Горе нам! – закричал он издалека. – Наш отец покинул нас! Он умер! Горе нам всем!
– Кто умер? – всполошился аль-Нур. – Эмир? Осман Аталан?
– Нет, умер святейший и любимый Аллахом пророк, свет нашей жизни, Мухаммед Махди. Он ушел от нас, кинув на произвол судьбы, как несчастных сирот, оставшихся без родимого отца.
В течение нескольких недель приближенные сидели у постели больного Махди во главе с халифом Абдуллахи – ашраф,[16] его братья, дяди и кузены, а также эмиры самых крупных племен – джаалин, хадендова, беджа и других. У Махди не было сыновей, поэтому в случае его смерти неизбежно вставал вопрос о наследнике, который до последнего момента оставался нерешенным. Из всех приближенных у его изголовья находились только две женщины, сидевшие в дальнем углу покоев с закрытыми черной вуалью лицами. Одной из них была его первая жена Айша, а второй – любимая наложница аль-Джамаль, оказавшаяся к тому же опытной знахаркой, которая всеми силами пыталась помочь Махди. Эти две женщины вынесли на себе все тяготы по уходу за безнадежно больным.
На ранних стадиях болезни абиссинское лекарство Ребекки оказалось чрезвычайно эффективным. Она смешивала белый порошок с кипяченой водой и заставляла Махди выпивать как можно больше этой жидкости. Как и в случае с Эмбер, его организм был истощен болезнью и сильно обезвожен. Усердным старанием обеих женщин Махди стал быстро поправляться, а в главной мечети тысячи верующих ежедневно молились за его здоровье.
Когда он смог наконец сидеть и даже есть жидкую пищу, весь город ликовал под окнами дворца. Повсюду били барабаны, завывала омбейя и звучали ружейные выстрелы. На следующий день Махди начал жаловаться на болезненные укусы насекомых. Как и повсюду, в его покоях было несметное количество мух, комаров и вшей, и вскоре его руки и ноги покрылись красными язвами. Правда, женщины пытались бороться с ними, возжигая терпентиновое масло, но это плохо помогало. Махди расчесывал укусы, и болезнь возвратилась. Температура стала угрожающе повышаться, участились приступы лихорадки. Его постоянно тошнило, он перестал принимать пищу, а придворный врач определил осложнение холеры.
На шестнадцатый день болезни жар усилился, и смерть могла наступить в любую минуту. Незадолго до кончины он попросил женщин приподнять его в постели и обратился к присутствующим слабеющим голосом:
– Пророк Мухаммед, сидящий по правую руку от Аллаха, недавно посетил меня и сообщил, что моим наследником на земле должен стать халиф Абдуллахи. Мы с ним составляем единое целое, поэтому все вы должны подчиняться ему так же, как подчинялись все это время мне. Аллах велик, и нет Бога, кроме Аллаха. – С этими словами он опустился на подушки и больше не произнес ни слова.
Собравшиеся вокруг ангареба Махди терпеливо дожидались развязки, но обстановка накалялась, превосходя полуденную жару, и запах смерти уже витал в покоях. Члены ашрафа перешептывались, искоса поглядывая на халифа Абдуллахи. Они явно считали, что узы кровного родства с Махди дают им особые преимущества перед остальными претендентами на престол. По их мнению, новым повелителем должен был стать человек из их круга, однако их позиции серьезно ослабил сам Махди, который в своем последнем декрете и молитвах в мечети осудил их непозволительную роскошь и забвение праведных путей жизни.
– Я создал махдийю вовсе не для вашего благополучия, – говорил он. – Вы должны вернуться к изначальным принципам чести и достоинства, которым я вас учил и которые соответствуют духу Аллаха.
И многие запомнили его слова.
И хотя позиции членов ашрафа были основательно подорваны самим Махди, если бы кого-то из них поддержал влиятельный эмир воинственного племени, то халиф Абдуллахи вполне мог оказаться на виселице, что позади мечети, чтобы предстать перед Богом и отправиться в рай вслед за своим господином.
Сидя рядом с Айшей в дальнем конце покоев, Ребекка узнала много нового о придворной политике дервишей и тех подводных течениях и интригах, которые плели сейчас высшие сановники. Она откинула черное покрывало и, наклонившись к Айше, спросила, не лучше ли принести кувшин с прохладной водой и освежить пылающее от жара лицо умирающего Махди?
– Оставь его в покое, – мягко ответила та. – Он сейчас на пути к Аллаху, который лучше, чем мы с тобой, позаботится о своем любимом избраннике и обеспечит ему вечное блаженство в раю.
В покоях повелителя было так душно, что Ребекка оставила лицо открытым чуть дольше положенного, вдыхая поступающий из открытого окна свежий воздух. В этот момент она почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Осман Аталан из племени беджа смотрел в ее открытое лицо, и даже бездонная глубина его черных глаз не могла скрыть, что он видит в ней не наложницу умирающего повелителя, а молодую и красивую женщину, которая скоро останется без мужа. Она хотела отвести глаза, но какая-то мощная сила приковала ее взгляд к этому необыкновенному человеку, и Ребекка ничего не могла поделать.
Прошло несколько минут, казавшихся ей вечностью, прежде чем халиф Абдуллахи не отвлек внимание Османа. Эмир повернулся к нему и стал внимательно слушать, разорвав тем самым невидимую нить, соединившую их на мгновение.
– А ты что думаешь об этом, благородный эмир Аталан? – прошептал халиф Абдаллахи так тихо, чтобы никто другой не мог его услышать.
