Ульмас Умарбеков - Приключения 1972—1973
— Он уходит, Антон… — прокричал сержант.
— Радируй в отряд, — скороговоркой выпалил Бегичев, — и пойдем следом.
— Нужно переждать бурю, — склонившись к товарищу, снова прокричал Узоров, — и сберечь рацию. Мы не знаем, сколько будет бушевать «афганец». Доберемся до старой кошары и там пересидим бурю. Кошара слева от нас в двух километрах…
Старая, заброшенная пастухами кошара открылась внезапно среди плотной жгучей мглы. Некогда обшитое кошмой и дранкой помещение являло собой грустное зрелище. Ветер продувал его насквозь, распахнутые ворота бились и скрипели в ржавых петлях.
Узоров захлопнул воротца и привязал их бечевкой к толстой жердине.
Бегичев привалился к стене, где меньше дуло, и, едва разлепив спекшиеся губы, пробормотал:
— Пить…
Сержант встряхнул его за плечи, нащупал пустую фляжку на поясе Антона. Молча отцепил свою, протянул товарищу.
Бегичев сделал большой глоток и, отвернувшись, возвратил фляжку.
Сержант только смочил губы. Он вспомнил слова Ермакова, сказанные во время беседы перед поиском:
«Синоптики предсказывают песчаную бурю. Держитесь ближе к строениям, их у вас два — развалины сторожевой башни и кошара. Укроетесь там в случае необходимости. И берегите воду…»
Узоров нащупал упрятанную в ранец трехлитровую флягу — НЗ и тихонько вздохнул. Хотелось пить, но больше хотелось смочить иссеченное песком лицо.
«Афганец» бушевал весь остаток дня и только к ночи затих. Кошару занесло песком по самую крышу, и Узоров с Бегичевым потратили целый час, чтобы выбраться на поверхность.
Огромные лохматые звезды висели над пустыней. Небо, яркое от звездного свечения, соприкасаясь на горизонте с землей, внезапно обрывалось сплошной темнотой. И только гребни барханов едва просматривались в этой черноте да угрюмо поскрипывал саксаул.
Но так длилось недолго. Выкатившаяся луна преобразила пустыню. Барханы словно окрасились голубым цветом, потеряли свои контуры и стали похожи на присевшие легкие облака.
В этой призрачной голубизне все стало близким, невесомым, и Узорову на миг подумалось, что если попробовать сейчас бежать, то, пожалуй, можно оторваться от земли и полететь над песками.
Сержант слушал тишину. Что-то едва слышно шуршало, но в поле зрения ничто не двигалось, и казалось, что это шуршит луна, плывущая в холодном небе.
— Пошли, — шепотом приказал Узоров, — и тихо…
Они пересекли гряду барханов и остановились пораженные. След темнел полукругом на склоне песчаного холма, как брошенная веревка. Он как бы приглашал идти за ним и был похож на вызов.
— Если бегом — догоним, — возбужденно сказал Бегичев.
Узоров молчал, вглядываясь в дорожку из следов. Человек прошел здесь час назад. И это не Сайфула. Сержант достал складной метр и измерил отпечаток. Стопа шире и длинней, чем у старика. Обут в спортивные ботинки. А может быть, старик сменил обувь. Где же они прятались от урагана? Неужели в старом, полуразрушенном колодце, на. месте заметенного песками кишлака?
Никто в округе не знает так пустыню, как Сайфула.
След завораживал, неудержимо манил за барханы. Бегичев непонимающе смотрел на сержанта. Узоров же тщательно исследовал песок там, где не было и намека на след. Наконец удовлетворенно гмыкнул и поднялся с колен.
— Он его заметал, Антон… — негромко, словно самому себе, обронил сержант.
«Ему нужно, чтобы мы потеряли время. Мы пойдем по следу, и след этот будет временами исчезать. Щетка с тонким ворсом — вот чем орудует человек в ботинках. Он хочет, чтобы мы тыкались как слепые котята. Идти по заметенному следу все равно что ползти по пескам на животе. Хитрый, коварный враг. Где же Сайфула передал ему воду?»
Так размышлял Петр Узоров, вглядываясь в своего напарника, словно видел того впервые. Он дорого бы сейчас дал за то, чтобы знать, кто торочит этот фальшивый след — Сайфула или неизвестный.
— Антон, пойдем кругами, — сказал Узоров, — должен быть второй след. Будь внимателен и, главное, старайся идти тише. Ночью в пустыне каждый шорох за версту слышно. Встреча — за четвертым барханом.
Бегичев кивнул. Он давно привык подчиняться товарищу: знал и верил — Узоров опрометчивого, легкого решения не примет. Но как идти бесшумно, если ноги проваливаются по щиколотку в сыпучий, шуршащий песок? Как быть внимательным, если все ждешь, что вот с близкого гребня грохнет прицельный выстрел?
Впереди что-то заблестело, и Бегичев догадался, что выходит к шору — солончаку и что взблескивает в лунном свете соль. Он услышал лай шакалов, насторожился. Поискал глазами фигуру Узорова, не нашел и короткой перебежкой приблизился к солончаку. Шор нужно было обойти по кольцу. След на твердом грунте едва ли обнаружишь, на тонком же слое песка он должен пропитаться довольно четко.
Антон увидел отпечатки знакомых каушей, когда кончал осмотр песчаного кольца вокруг шора. Цепочка следов тянулась с направлением на северо-восток.
И опять след свежий, получасовой давности. Бегичев не сомневался, что след этот оставлен стариком.
Антон шел, низко согнувшись, зорко поглядывая вперед, держа автомат наизготовку. Внезапно ему показалось, что он увидел голову человека. Она мелькнула на гребне холма. Бегичев распластался на песке и медленно пополз вверх по гребню, оставляя так и не исчезнувшую голову слева от себя. Он перевалил через гребень и осторожно двинулся к черному предмету — теперь он не был уверен, что это голова человека, — маячащему на вершине бархана.
Когда подполз ближе, в призрачном свете луны разглядел кожаный туркменский курджум.
Он не раздумывал, когда рванул курджум с земли. А почувствовав тяжесть кожаного мешка и уверенный в том, что там вода, развязал сыромятную тесемку, перехватывавшую горло курджума.
Вероятно, он поступил правильно — пограничник обязан осмотреть найденный им предмет, тем более если он идет по следу. Бегичеву не хватило осторожности, может быть. Осторожности и опыта сержанта Узорова. Из мешка послышалось шипение, и показалась голова кобры. Черной молнией выбросилась она из курджума, злобно раскрыв пасть.
Антон, ошеломленный внезапным появлением змеи, отпрянул от мешка, вскинув перед собой автомат.
