Луи Жаколио - Собрание сочинений. В 4-х т. Том 2. Месть каторжника
— Что же, господин начальник? Вы можете довериться мне?
— Ты сомневаешься в этом, мой старый товарищ?! Эта тайна гложет меня, и я хочу, чтобы ты знал все, раз я избрал тебя своим alter ego, своей правой рукой в тех ужасных событиях, которые готовы разразиться и для которых три убийства в эту ночь являются всего лишь прелюдией. Фроле, очевидно, поплатился за других; нотариус и Тренкар уплатили свои старые долги, на это указывает слово «вендетта», выгравированное на кинжалах. Сколько еще новых жертв последует за ними, ибо уже никакие человеческие силы не спасут их, если только не спасу я!
— Вы, господин начальник?
— Да, я! Но хватит ли у меня на это мужества, хватит ли сил… имею ли я даже на это право? Бывают случаи, когда правосудие вовсе не на той стороне, где его можно предполагать… Ты смотришь на меня с удивлением, как будто я сошел с ума, не так ли? Нет, мой славный Гертлю, я в здравом уме, и тебя уже не будет это удивлять, когда я расскажу тебе все. Но только не здесь, на улице, я могу доверить тебе ужасную тайну: одно слово, а особенно одно имя может быть перехвачено, — и я не удивился бы тогда, если бы нас стерли с лица земли. Ну, вот мы и пришли к Фроле, я захватил ключи, и мы можем войти, а когда мое дело, за которым я пришел сюда, будет кончено, мы сможем поговорить в полной безопасности. Наш бедный начальник был вдовец и жил один; никто не придет и не помешает мне доверить тебе мою тайну.
Люс позвонил у дома номер двадцать по улице Мельников, на ходу сказал привратнику, уже привыкшему к его посещениям Фроле во всякое время ночи, свое имя, и несколько минут спустя они были уже в квартире бывшего начальника полиции безопасности.
— Бр-р-р! — поморщился Гертлю, в то время как его спутник зажигал лампу. — Как-то неприятно находиться в этой квартире, которую бедный Фроле никогда уже не увидит.
— Он вернется сюда еще один раз, прежде чем отправится в свое последнее убежище! — отвечал Люс глубоко печальным тоном. Затем, выбрав из связки, бывшей у него в руках, маленький ключик, хорошо ему знакомый, направился прямо к письменному столу, где его предшественник обычно запирал свои личные бумаги, и открыл один из ящиков. Ему не пришлось долго искать желаемое: большой сверток из слоновой бумаги, на котором были написаны слова «Дело Поля де Марсэ», лежал на виду.
Внимание Люса было тотчас же привлечено надписью в правом верхнем углу сложенной пополам страницы: «Секретное». Это, конечно, было то, за чем он пришел сюда. Не трогая других бумаг, к которым он относился с благоговением, Люс забрал сверток, завернул его в принесенную с собой салфетку и сел рядом со своим спутником, который во все глаза наблюдал эту сцену, не позволив себе ни малейшего вопроса.
— Теперь, мой дорогой Гертлю, — сказал Люс странным голосом, которого новый помощник не узнал совершенно, — без дальнейших предисловий я расскажу тебе о тех событиях, вызвавших, чего я так опасаюсь, если не сказать, бывших причиной той ужасной драмы, начало которой только что разыгралось на наших глазах. Прежде всего, откуда я знаю де Марсэ, тестя де Вержена? Тридцать лет назад де Марсэ, простой судья в Марселе, благодаря протекции герцога де Жерси был назначен в Париж судебным следователем. Когда он ехал на место своего назначения, то нашел в своем купе несколько обрывков письма, которые заставили его думать, что совершено какое-то преступление на мельнице д'Юзор подле Сен-Рамбера и что трупы брошены в озеро, носящее то же название, что и мельница. Движимый любовью к своему делу, он по прибытии в Париж просит у префекта полиции, его товарища по школе, одного агента, достаточно ловкого, чтобы помогать ему в его расследованиях. Я был назначен на это дело и уехал вместе с де Марсэ в Дофине.
Что было дальше, мой дорогой друг? По приезде мы должны были вмешаться в семейную драму, в которой не знали, что делать, и в которой была замешана честь Турнье, бывшего тогда первым председателем Кассационного суда, теперь уже умершего. Мы были постыдно одурачены самой полицией в лице двух или трех крестьян, превосходно игравших свои роли, и Фроле — тем самым, который только что так ужасно окончил свое существование. Его председатель послал, чтобы он покончил с нашим выслеживанием, а в случае надобности и заставил нас исчезнуть, если мы откроем то, что Турнье хотел тщательно скрыть от всех.
Короче говоря, после того как нас заставили выпить какое-то наркотическое средство, мы были заперты в подвале замка д'Юзор, и с нами так бы и поступили, если бы мне не пришла в голову мысль за несколько дней до этих событий обратиться по данному поводу к знаменитому Жаку Лорану.
— Бывшему начальником полиции безопасности, когда мы поступили на службу?
— Тому самому! Еще долго полиция не будет иметь подобного человека: это был, если ты помнишь, настоящий полицейский гений! Он явился на мельницу д'Юзор переодетым разносчиком. Это был лишь маневр с целью провести и крестьян, и Фроле. Открыв наше местонахождение, он написал герцогу де Жерси, который уладил дело с Турнье, — и в один прекрасный день нам была возвращена свобода. Мы вышли сконфуженные безрассудством своего предприятия, а еще больше тем, что потерпели при этом полную неудачу.
Но мы пострадали вместе с де Марсэ и поклялись друг другу в вечной дружбе.
— На эти-то факты вы и намекали сегодня ночью господину де Марсэ в присутствии господина де Вержена?
— Вот именно, я хотел прийти на помощь его памяти, чтобы понять, забыл ли он меня за долгое время, прошедшее с тех пор, или с умыслом отказывается меня узнать. И я убедился в последнем. Ты скоро увидишь, почему де Марсэ, советник Кассационного суда; не хотел… не мог узнать меня.
Спустя некоторое время после нашего возвращения из Дофине де Марсэ получил уведомление о своем назначении в Клермон-Ферран в качестве судьи. Это была опала только для вида, так как через шесть месяцев, как я уже говорил об этом де Вержену, ему был возвращен пост судебного следователя в Париже, тогда как меня забыли в Кайенне на пятнадцать лет в должности главного комиссара, которую мне там дали.
— И вы так и не узнали развязки того дела, которое завлекло вас в Дофине? — спросил Гертлю, любопытство которого было сильно задето рассказом Люса.
— Нет! — отвечал последний. — Жак Лоран знал все, так как ничего нельзя было скрыть от этого дьявольски ловкого человека, но, должно быть, он был связан клятвой, потому что в этом деле всегда был абсолютно непроницаем… Я подхожу к самой печальной части своего рассказа, и ты увидишь, что самые ничтожные причины часто ведут за собой ужасные последствия. За те несколько месяцев, которые предшествовали моему отъезду в Кайенну, редкий день, бывало, де Марсэ не приходил навестить меня и уверить, что он не забудет меня в моей ссылке и не успокоится до тех пор, пока ему не удастся вернуть моей семье прежнее доверие. В одно несчастное утро, которое я бы хотел совсем уничтожить из своей жизни, он встретил у меня моего младшего брата, только что окончившего свое ученье. Естественно, разговорились о его будущем, и де Марсэ предложил мне поместить его в контору своего тестя, богатого банкира Тренкара. При трудолюбии и хорошем поведении юношу в этой фирме, как говорил мой друг, ожидало блестящее будущее; ставя в наше время финансистов на первый план, он жалел, что сам ранее не пошел по этой дороге, так как его громадное состояние создало бы ему в этом случае весьма высокое положение… Я не знаю почему, но все это меня вовсе не прельщало, и я готов уже был отказаться от этого предложения, как ни казалось оно выгодным на первый взгляд. Ах! Почему я не послушался этого предчувствия! Сколько несчастий можно было бы тогда избежать!
